Share on Facebook Share on Twitter Share on Google+ Share on Pinterest Share on Linkedin Журналист. Как прозаик с 1998 года регулярно печатается в районной, областной и общероссийской периодике, в альманахе ивановского отделения СПР «Откровение» и в ряде других коллективных сборниках. Свой творческий метод определяет как «экзистенциальный реализм» (подвид неореализма), противопоставляя его обычному, «ортодоксальному» реализму. Доллары И странно то, что я сам принял его сначала за господина. Но, к счастию, были со мной очки, и я тот же час увидел, что это был нос. Н. В. Гоголь. День этот ничем особым не отличался от всех прочих. Поднявшись довольно рано и плотно позавтракав, я отправился на работу в фотостудию, что при салоне красоты на …ской улице, дом 45. В стране начиналась очередная предвыборная лихорадка и при подъезде к центру города у меня, как всегда, начинало рябить в глазах от обилия разнообразных рекламно-политических плакатов, выполненных по большей части аляповато и бездарно, что, как фотографа, меня очень раздражало. Но верхом бездарности был самый большой рекламный щит, что торчал прямо посреди перекрестка, и рожа кандидата на нем была бельмом в глазу, откуда ни въезжай в центр. Работенка у меня, конечно, ничего, грех жаловаться. Работаю я по старинке — все вручную, с душой, никаких новомодных компьютерных технологий, отчего снимки получаются как в прежние времена — с особым ореолом автора, что очень нравится клиентам. Наш салон красоты считается престижным, и посещают его люди не бедные. При очередной смене имиджа, некоторые заходят и ко мне в студию, чтобы, так сказать, зафиксировать свой новый облик. Вот и сегодня зашел один такой господин (или гражданин?), короче, бизнесмен. Видел я его по телику. Он владеет… Забыл чем именно, но многим чем владеет, и деньги, как говорят, гребет лопатой, если не экскаватором. В общем, денежный мешок. Он и похож на туго набитый мешок. Не жирный, но плотный, коренастый — должно быть, терзает тренажеры где-нибудь в собственном спортзале. Руки-ноги также толстенные и короткие, словно к одному мешку еще четыре поменьше пришито. А сверху еще один мешочек — голова, без шеи, на лице только челюсти да щеки, а сверху — три волоска. Собственно, он и пришел в наш салон превращать эту чахлую растительность в шевелюру. Ничего, наши мастера справились. Он был доволен вот и решил сфотографироваться. Я обслужил его все как положено — и свет подобрал так, что его рожа на лицо стала похожа, и фон, позу даже заставил принять посолиднее. Фотографии он велел прислать завтра к утру в его офис и сунул мне визитку. Я сказал было, что услуг по доставке у нас нет, но он, бросив на стол двадцатидолларовую бумажку, заявил, что теперь такая услуга появиться. И вышел. Помню, я сунул оставленную купюру в карман и подумал: со всеми он валютой расплачивается, или только передо мной решил понтануться? Впрочем, этот вопрос занимал меня недолго — я тут же сел за проявку. Негативы вышли превосходно. Я наметил самый лучший и зарядил его в увеличитель. Подложил фотобумагу, навел резкость, щелкнул выключателем, и, наконец, опустил лист в проявитель… Следует сказать, что я отвлекся на другой кадр и несколько передержал снимок. Уже готовый выругать себя за небрежность, я бросил взгляд на фотографию в ванночке… Но, что за черт?! На снимке вместо бизнесмена я увидел… доллар! Вернее, увеличенную стодолларовую купюру. Я был немало удивлен этим странным явлением. Даже тряхнул головой. Но передо мной была все та же купюра. Недоумевая, я подцепил пинцетом фотографию и поднес ее к самому фонарю. Никакого бизнесмена — лишь сто долларов, и точка. Вывернув объектив на самое крупное изображение, я снова включил увеличитель. С негатива на меня смотрел вполне нормальный человек. Тогда я подложил под увеличитель самый большой лист фотобумаги, снова щелкнул выключателем. Нервно тормоша пинцетом бумагу в проявителе, я ждал. Вот начали проявляться черты лица. Я с облегчением вздохнул, но тут же мое дыхание замерло: на меня смотрел не бизнесмен, а… Франклин. Вскоре проявилась и рамочка с цифрой 100 в каждом углу, американским гербом слева по центру и надписью «USA» в правом верхнем углу. Проявились даже серия и номер. Короче, передо мной вновь были сто долларов вместо человека. Ища объяснение этому странному факту, я решил, что кто-то подшутил надо мной и подсунул пачку какой-то особой фотобумаги. Пришлось вскрыть пачку, которую покупал лично сам. Я заряжал другие негативы, переходил к другому увеличителю, даже менял проявитель, перепортил кучу фотобумаги, но результат был тот же — вместо человека всегда проявлялись доллары. Что делать? Я не знал. Не нести же клиенту напечатанные мной доллары и не заявлять же ему, что это вот и есть его портрет. В конце концов, я решил не ходить к нему вовсе. Однако через три дня он вновь явился в наш салон наводить шевелюру. Вспомнил и про фотографии. Я уже начал объяснять ему: мол, так и так — фотографии не получились, как вдруг его взгляд упал на один из снимков. Весь мой кабинет был завален этими злополучными изображениями долларов: я так и не удосужился их выкинуть. — Как это не получились? — возмутился клиент, указывая на одну из фотографий. — А это что? Прекрасный снимок. Я здесь очень прилично выгляжу. Я был в полном замешательстве: на указанном бизнесменом снимке была все та же стодолларовая купюра! Я сказал ему об этом, но он только фыркнул: — Что за бред! Какие доллары? Я, кажется, уже заплатил. Вот что. Запакуйте мне все эти снимки и поживее. Я не стал спорить, быстренько запихал фотографии в конверт и подал ему. — Вот, — сунул он мне десять долларов, — сходи пока не поздно к хорошему психиатру. Доллары ему мерещатся, ха!.. Может быть, этот чрезвычайно странный случай и вылетел бы из моей головы, если бы спустя неделю на том самом огромном предвыборном рекламном щите, что торчит прямо на перекрестке, я не увидел бы вместо портрета кандидата изображение доллара. Под долларом все чин чином — фамилия, имя, отчество и какой-то дурацкий рекламный слоган. Я протер глаза, даже зажмурился, надеясь, что видение исчезнет. Но нет — доллар все так же красовался на щите. Когда же я, пораженный увиденным, вышел из автобуса и стал приставать к прохожим, спрашивая, не видят ли они на щите вместо портрета доллар, те, глядя сначала на щит, а затем на меня, лишь крутили пальцем у виска и говорили: «Слушай, тебе лечиться надо». Но я не обращал на это внимания, а, ошеломленно озираясь по сторонам, видел: на прочих рекламных плакатах, расклеенных повсюду — на столбах, деревьях, стенах, дверях — вместо лиц кандидатов были доллары. Да, да! Они были повсюду! На мгновение мне почудилось, будто даже листья деревьев — и те вдруг превратились в «зеленые». Однако приглядевшись, я убедился, что это не так. Хотя черт его знает — слишком уж характерный хруст они издавали при каждом дуновении ветра. В тот день я решил не ходить на работу. До обеда смотрел телевизор и убедился: людей там совсем не показывают — одни доллары, только с разным номиналом — от ста и до бесконечности. И все ругаются, спорят друг с другом — но я-то вижу: все они из одной серии. Лишь номера разные, да достоинства. Не человеческие достоинства, конечно, а денежные. И в газетах то же: какую ни открой — отовсюду доллары скалятся. Я уж и всех знакомых обзвонил, спрашивал, не видят ли они то же, что и я. Но они лишь смеялись, говорили, что я, безусловно, прав: классную аллегорию придумал, мол, поэт во мне пропадает. Какая, к черту, аллегория, когда они кругом! И самое обидное, что никто, кроме меня, столь очевидной подмены человека долларом не замечает! Сегодня я все же решил сходить на работу. Мне уже звонили несколько раз и грозили выгнать, если не появлюсь. Чтобы не видеть того ужасного щита, с которого все началось, я на несколько остановок раньше сошел с автобуса, решив пройти другой улицей. Когда я шел мимо банка, внимание мое привлек знак доллара. Он был установлен над входом и вертелся вокруг оси, сверкая и переливаясь. Это очень напоминало змею, извивающуюся вокруг ствола дерева. Вдруг мне и вправду показалось, что это змея… нет, змей. Не знаю, почему не змея, а змей, но точно змей. Он лукаво подмигнул мне и ухмыльнулся. Меня даже всего передернуло. Внезапно изображение начало троиться. И вот передо мной извивался уже не знак доллара, а три шестерки. И они горели красным огнем. В ужасе я зажмурился и хотел бежать, но не успел сделать и двух шагов, как уперся в чью-то грудь. Когда я открыл глаза, ужасу моему не было предела: передо мной стоял тот самый знак доллара. Лишь оттолкнув его руками и отступив на несколько шагов назад, я перевел дух: это оказался всего лишь фарцовщик с прикрепленной на груди табличкой, на которой и был нарисован этот чертов знак… А позавчера мой кошмар все-таки материализовался. Мимо меня прошел доллар во плоти. И никто этого не заметил! Правда, он довольно искусно маскировался под человека. На нем был кожаный плащ с высоко поднятым воротником, шляпа и темные очки. Но я-то видел его насквозь! Под плащом и шляпой был доллар. Доллар, и больше ничего! При этом необыкновенном зрелище все переворотилось в моих глазах. Я чувствовал, что едва мог стоять. Но все же нашел в себе силы и бросился за этим странным фантазмом. Я схватил его за рукав, стащил с него плащ и обнажил суть этого субъекта. Но никто не обратил на это никакого внимания! И тогда я все понял. Я стал внимательно вглядываться в прохожих и — о, ужас! — в каждом проступали черты денежных знаков. Во многих еще совсем неясно, лишь только-только намечаясь, но ни в одном я не заметил подлинного, не обезображенного знаком доллара человеческого облика! «Неужто это сон? «- произнес я вслух. Но страшная живость явления не была похожа на сон. Да, доллары были повсюду. Шагали по улице, сидели на лавочках, курили, поправляли прически, толпились на остановках, ехали в машинах, толкались в автобусах, выглядывали из киосков, смеялись, ухмылялись. От одного доллара (или долларши — не знаю даже как это назвать) пахнуло противными, но, должно быть дорогими, духами. А говорят еще, что деньги не пахнут. Пахнут, и не только. Один даже отдавил мне ногу, другой грубо задел плечом и при этом не извинился. А вот тот, в женском платье, преспокойно толкал перед собой детскую коляску. Я заглянул в нее. Там был тоже маленький долларчик. Да, доллары, доллары — одни доллары кругом. Я хотел было обратить внимание на это безобразие стоявшего у памятника милиционера, но когда подошел поближе, с изумлением заметил, что и страж порядка — тоже доллар, только в фуражке и с усами. Однако, взглянув на памятник, я обомлел еще больше. На высоком постаменте стоял бронзовый полудоллар-получеловек и воодушевлено указывал рукой в изумрудную даль. По-моему, я сходил с ума. Я не знал, что и думать обо всем этом. Как же можно, в самом деле, чтобы доллары могли ездить, ходить, одеваться? «Когда же я проснусь? — думал я. — Когда же все это кончится? Что за странный кошмар?» Я ущипнул себя так больно, что даже вскрикнул. Эта боль совершенно уверила меня, что я живу и действую наяву. «Не может быть, чтобы это была реальность!» — вслух возмутился я. Но это была реальность. Да, да! Это была эпидемия, подлинная эпидемия — и все были заражены! Но, если так, то значит… значит и я могу заразиться! В ужасе я бросился домой. Я бежал все быстрее и быстрее. В невообразимом хаосе плясали перед глазами дома, тротуар, машины и эти страшные оборотни — полулюди-полудоллары. И весь мир, казалось, сотрясался от жуткого хохота. Наконец, я скрылся от всего этого кошмара в своей квартире, закрыл двери на все замки, захлопнул форточки и занавесил окна. Однако сомнения терзали меня — слишком долго находился я среди зараженных. А что, если… Я подбежал к зеркалу и стал пристально всматриваться в собственное отражение. Вначале я ничего странного не заметил, но, вглядевшись получше… нет, не увидел, скорее, почуял, что и сам я начинаю меняться. В ужасе я отпрянул от зеркала. Сердце билось страшно. Тяжесть в груди невыносимая. Мной окончательно овладел страх. Что мне оставалось делать? Куда бежать? От тех, что на улице, я убежал, но как убежать от самого себя? Как избавиться, как смыть этот чертов знак, пока он не поглотил меня полностью? К кому обратиться? Где найти человека?! «В церкви», — мелькнуло в голове. Да, да — в церкви. Если уж и там я не увижу людей, нормальных человеческих лиц, то, может, хотя бы лики святых увижу. И уж Он, Он — сам Господь Бог! — Он-то не мог заразиться этой проклятой доллороманией… А если и Он… А если и Там все то же?! О, как бы я хотел, чтобы все это было сном! Из сна, из самого ужасного кошмара всегда есть выход — пробуждение. Но это не сон, а явь. Из нее лишь один выход — смерть… Тогда я убью себя, но не дам себе превратиться в этот проклятый доллар! Не помня себя, я схватил со стола нож и выбежал из квартиры. По пути старался не смотреть на прохожих, чтобы не видеть страшного знака на их челе. Однако они, я это чувствовал, удивленно разглядывали меня, показывали пальцем. Наконец я добежал до церкви. Там шла служба. Все стояли ко мне спиной, и я не мог разглядеть их лиц. Тогда я с замиранием сердца стал рассматривать свою последнюю надежду — лики. И я увидел! Я увидел лики, а не доллары вместо них! Я растолкал молящихся и подбежал к иконе Спасителя. Я хотел в умилении поцеловать ее и пасть пред ней на колени. Я видел в лучистых глазах Его бесконечность и благодать… Как вдруг глаза эти стали изменяться. Вместо бесконечности проступил лишь ее знак, который вдруг перечеркнулся чертой и стал переворачиваться. Вскоре передо мной был все тот же ненавистный знак доллара. Я оторвал взгляд от этих страшных глаз и увидел, что он держит в руках крест из перекрещенных долларовых купюр, а вместо нимба над головой его — круглая монета. Передо мной был не лик — личина. Я вперил полные ужаса глаза в это сатанинское изображение, а оно исказилось в злобной усмешке и поманило меня пальцем. Холодный пот прошиб меня с головы до ног. Сердце билось так сильно, как только можно было биться. Грудь была так стеснена, как будто хотело улететь из нее последнее дыхание. Но я все же нашел в себе силы. Я отшатнулся от этой фальшивой иконы и оборотился к молящимся. Они в изумлении смотрели на мое перекошенное от ужаса лицо, но никто не замечал, что творится с иконой. И тогда я и воскликнул: «О несчастные! Кому вы поклоняетесь? Вы не видите, вы ослепли до такой степени, что поклонились ему! Вы молитесь на него!» Но они не видели! Они ничего не видели! Безумные слепцы… И тогда я выхватил нож, которым хотел убить себя, и вонзил его в икону. Тот вошел легко, словно во что-то мягкое. Я провел лезвием вдоль всей иконы, и она распоролась, будто туго набитый мешок. И тут из нее повалили доллары. Молящиеся, забыв обо мне, кинулись их подбирать. Они ползали на коленях по грязному полу, дрались из-за каждой бумажки. И, чем больше они их набирали, тем быстрее и сами превращались в доллары. Полностью обезумев от страха, я выбежал из церкви и, когда обернулся, с ужасом заметил, что на куполах ее вместо крестов сверкают золотом знаки доллара… И вот теперь я здесь. Мне сказали, что я серьезно болен, что у меня галлюцинации. Но обещали вылечить и избавить от них. Да, пусть меня вылечат, и тогда я, как все нормальные люди, буду видеть вместо долларов лица. Ведь я так соскучился по лицам, по человекам! Вот только недавно один псих шепнул мне на ухо, что меня никогда не вылечат. Потому что я здоров. И он тоже здоров. Это мир сошел с ума. А я всего лишь провалился в иное измерение и вижу теперь все в истинном свете. Но я не желаю видеть! Нет! Нет! О, ослепите меня! Сделайте меня таким же слепцом как вы все! Зачем мне видеть истину, когда она столь ужасна?!.
Вилорд Байдов «Боевой орден» Опубликовано в литературном альманахе «Третье дыхание», вып. 57, стр. 184-191, Москва, ИНТЕР-ВЕСЫ, 2005 …