Татьяна Кузнецова

Татьяна Ивановна родилась в городе Копейске Челябинской области. Окончила факультет журналистики Уральского государственного университета.
Стихи печатались в журнале «Молодая гвардия» (1976 г), сборниках «Молодой человек» (Пермское книжное изд-во, 1976 г.), «Монолог» (Южно-Уральское книжное изд-во, 1981г.), «Горизонт» (Изд-во «Удмуртия», 1980 г. и 1982 г.), «Между Волгой и Уралом» (Башкирское книжное изд-во, 1982 г), «Полёт души» (Москва, 2007 г.).
Выпустила книги стихов и публицистики «Я – русская, я – очень русская» (2006 г), «Точка невозврата» (2007 г ), «Ты и Я» (2008 г.), «Бесцеремонность» (2008 г.).
В Москве живёт с 1989 года. В настоящее время работает учителем английского языка в школе № 86.
Член Союза писателей России. e-mail – kuzismama@mail.ru

АКСИНЬЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА

«И кто придумал эту чёртову мантию, вечно я в ней путаюсь! – вслух выругалась Аксинья Леопольдовна, усмиряя непослушное одеяние. Как актриса перед выходом на сцену по привычке оглядывает себя в зеркало, так и Аксинья Леопольдовна прежде, чем взойти на возвышение под гербом России в зале судебного заседания – чем не театральные подмостки? – любовалась собою в гладком серебристом овале.

Кто бы знал, как она устала ежедневно играть одну и ту же роль – судьи районного суда большого сибирского города. Но эта роль хорошо оплачивалась, и уступать её кому-либо Аксинья Леопольдовна не собиралась. Она ей тоже не дёшево досталась.
Истцы, ответчики; заявители, заинтересованные лица; телефонные звонки и визиты с просьбой посодействовать; указания председателя и личные просьбы прокуроров, решения и определения – этот бесконечный калейдоскоп и утомлял, и приятно щекотал её самолюбие. Судебная власть – это власть. А власть судьи Аксиньи Леопольдовны Смердяевой – это власть судьи А.Л. Смердяевой. Та самая мантия, которой она прикрывала свои дорогие наряды, прикрывала её саму ото всех и вся, давая неприкосновенность.
Аксинья Леопольдовна обожала тот момент, когда секретарь судебного заседания произносила: «Прошу встать! Суд идёт!» И она шла, снисходительно кивая: «Прошу садиться». Этот церемониал бодрил её, как другого бодрит чашка кофе по утрам.
Ни в чём не уверенные истцы и уверенные в благоприятном исходе дела ответчики – эта декорация не менялась уже десятилетия. Традиции районного суда живучи, и противостоять им желающих не находилось. Вот и сейчас Аксинья Леопольдовна внимательно выслушивает обе стороны, кивает, поддакивает, задаёт вопросы. И наконец истец, который, конечно, прав, иначе чего бы он поплёлся в суд, уверен: судья на его стороне! У ответчика на лице смятение: как же так, ведь мы же договорились! И Аксинья Леопольдовна удаляется для принятия решения.
Решение, на самом деле, уже давно принято, она не будет сейчас забивать себе голову ни объяснениями сторон, ни представленными доказательствами; она просто огласит уже заранее написанную постановляющую часть. Но для приличия следует хотя бы минут пятнадцать посидеть в своём кабинете, который уже давно никто не называет совещательной комнатой.
Итак, у неё пятнадцать минут свободного времени. За окном весеннее солнце – вот оно рядом, и борьба с коррупцией – где-то далеко-далеко.
Аксинья Леопольдовна опускает холёные руки на стол, и взгляд её невольно падает на «дело», с которым никак не удаётся покончить. Уже несколько раз она отказывала истице в принятии кассационной и частных жалоб по делу. Да, истица присылала в суд телеграмму, что явиться не сможет, потому что болеет. Да, копия этого больничного сейчас имеется в деле. А что, если?.. Больничный трёхмесячной давности, истица давно предъявила его к оплате, значит, ещё одну копию сделать не сможет: ответчик не допустит. Как не допустит, чтобы Аксинья Леопольдовна передала дело в городской суд.
Вот эта зависимость от ответчиков была тем ночным кошмаром, который преследовал Аксинью Леопольдовну неотступно. «В каждой профессии есть издержки», – утешал её муж, которому не надо было заботиться о хлебе насущном.
А что, если?.. Аксинья Леопольдовна нервным движением не вырвала, а выдрала копию больничного листа из соединённой скрепкой тоненькой стопочки документов. Вот пусть теперь эта стерва докажет, что она болела!
Однако, пора! Аксинья Леопольдовна берет ещё с вечера заготовленный лист и под «Прошу встать! Суд идёт!» вновь выходит в зал судебного заседания. Она знает, что сейчас будет: недоумённый взгляд истца и его вырвавшийся возглас: «Как же так?!» и победная ухмылка на лице ответчика.
Аксинья Леопольдовна возвращается в кабинет и подходит к окну. За окном весеннее солнце – вот оно, рядом! И борьба с коррупцией – где-то далеко-далеко.

ТВАРЬ

Валерий Васильевич вышел из класса, не дожидаясь пока угомонится звонок с урока. Ему была в тягость любая «замена» и, едва начав урок, он с нетерпением ждал его конца.
– Ну что опять? – глядя в хмурое лицо коллеги, спросила Надежда Александровна.
– Да вот, был в 8-в, – нехотя произнёс Валерий Васильевич, у которого с Надеждой Александровной были очень доверительные отношения. И с каким-то удивлением, словно только что сделал любопытное открытие, добавил: – Ты понимаешь, в других классах дети тоже бывают шумные, непослушные. А эти – подлые.
В подробности Валерий Васильевич вдаваться не стал, но по его расстроенному лицу пробежала тень глубокого внутреннего переживания.
Да, подумала Надежда Александровна, услышь тебя сейчас Вера Павловна, визгу было бы на всю школу.
В школе мало кто не знал, что Вера Павловна, классная 8-в, своих учеников презирала, но лебезила перед ними, на людях всегда хвалила, а на родительских собраниях – просто восхищалась доверенными ей чадами.
Наверное, это было случайное совпадение, но именно подлыми и именно в тот же день назвал 8-в учитель физкультуры Сергей Петрович, когда Надежда Александровна оказалась с ним за одним столом в школьной столовой. Сама Надежда Александровна в этом классе никогда не работала и, встречая этих ребят в школьных коридорах, ничего особенного, тем более неприятного, не замечала. Ну, не здоровались некоторые, так этим в современной школе многие грешат.
…Школа немного помурлыкала, когда Вера Павловна потребовала заменить в своём классе учительницу истории. «По просьбе родителей» класс взяла директор школы. Когда «по просьбе родителей» из класса удалили учителя математики, потому что Вера Павловна засомневалась в его способностях подготовить класс к ЕГЭ, школа немного пошипела.
Но школа не зарычала, когда Вера Павловна заявила, что новый учитель русского языка и литературы Андрей Викторович не знает свой предмет и ведёт уроки по конспектам, а родители якобы тут же «попросили» о дополнительных занятиях по русскому языку по субботам с другим учителем, уже не работающим в школе.
А когда Вера Павловна порвала грамоту и бросила её в лицо заместителю директора прямо на глазах своих учеников, не загремел гром и земля не разверзлась! Только у одного мальчика вырвалось возмущенное «Зачем?!» И только Надежда Александровна вспомнила: «…А эти – подлые…».
Сама же Вера Павловна гордилась своим незаурядным поступком. Придя с ребятами в класс, скрывая за смехом издевку, попросила возмутившегося ученика написать на доске слово, состоящее из букв р,в,а,т,ь. Она, под хихиканье класса, ждала, что тот напишет – «рвать», а он написал – «тварь».

БЯКИ

Каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещёнными законом (ч.2.ст. 45 Конституции РФ)

Я о подобной чести не мечтала, но именно для борьбы со мной в моей школе организовали преступную группу. Постепенно в неё вовлекли людей, здесь не работающих. Мотивы – зависть за мою успешность и месть за мои журналистские работы о школе и об окружном управлении образовании. А ещё мелкий подхалимаж – родители ублажали своего будущего классного руководителя.
Организатор преступной группы – учитель математики Аржановская Елена Дмитриевна, но не согласись в прошлом году учитель английского языка Махрова Татьяна Дмитриевна работать вместо меня в моём будущем 5-а (где будет учиться дочь Аржановской, а сама Аржановская назначена классным руководителем), ничего бы у Аржановской не вышло. А ведь я говорила Махровой, что класс не отдам.
На моё заявление о преступной группе милиция мне ничего не отвечает уже несколько месяцев, а Хорошевский суд мою жалобу на милицию по этому поводу не рассматривает уже месяц, хотя обязан уложиться в пять дней.
Я рассказываю эту историю – рассказываю схематично, лишь несколько эпизодов – потому что о таком обязательно нужно рассказывать и именно сейчас, в разгар событий, а не когда-нибудь потом. Цель публицистики – формировать общественное мнение, и это мнение важно именно сейчас. После драки, как говорится, кулаками не машут…

Глава первая. Способный на клевету способен на всё

1 сентября 2005 года у меня без объяснения причин отбирают класс, классным руководителем которого является Аржановская Е.Д. Три дня я бастую (не провожу уроки), и мне класс возвращают. 21.11.2005 года Аржановская требует принять ко мне какие-то меры, мне не понятно за что, угрожая привлечь родителей. Я пишу об этом статью «Если хотите сделать мне пакость» в своей книге «Я русская, я очень русская»:
«30 ноября 2005года.
На пятом уроке (у меня «окно») в кабинете директора все завучи и классная 9-а. Мне подают бумагу, в которой написано:
«Директору школы № 86 Гремяцкой Л.В. от классного руководителя 9 «а» Аржановской Е.Д.
Заявление.
Довожу до Вашего сведения, что учитель английского языка Кузнецова Т.И. 20.11.05 не проводила урок у 9 «А» класса, не указала при этом причину. Ученики 9 «А» класса находились при этом в кабинете 3.2 на уроке 6 б класса. Прошу учесть, что это уже происходит неоднократно. При общении с учениками учитель ведёт себя крайне странно и непонятно. Прошу администрацию принять меры, в противном случае к разрешению этой ситуации будут подключены родители 9 «А» класса».
На шестом уроке (у меня 7-а):
«Татьяна Ивановна, Вы знаете, что таких учителей, как вы, больше нет?»
«Знаю, мне сейчас полчаса об этом директор и три завуча рассказывали…»
Естественно, никаких мер ко мне никто принимать не стал: повода не было. А я указала Аржановской её место. Поняв, что её личные жалобы на меня никакого эффекта не имеют, ибо ей меня обвинить не в чем, затаив свою ненависть почти на три года, в июне 2008 года Аржановская организовывает клеветническое заявление на имя директора школы Урекиной С.В. сразу от родителей, от родителей бывшего 4-а класса. Они пишут:
«Мы, нижеподписавшиеся, родители учеников 4 «А» класса, возмущены тем, что Кузнецова Татьяна Ивановна, учитель английского языка, за три недели до окончания учебного года заставила нас купить детям новые учебники для прохождения школьной программы. Не желающим покупать этот учебник были обещаны двойки по предмету. Домашнее задание задавалось по этому же учебнику, не выполнившие его получали оценку «2». Мы не намерены наблюдать, как неправомерные действия учителя действуют на психику детей: дети часто приходили домой со слезами на глазах. Мы просим Вас разобраться в этом вопросе и принять меры. Также просим рассмотреть вопрос о смене учителя английского языка нашей группы. В противном случае мы будем вынуждены обратиться в Департамент народного образования. Седова Наталья Юрьевна, Гритченко Михаил Сергеевич, Горелова Елена Александровна, Аникина Светлана Викторовна, Мальчикова Ирина Михайловна, Панова Анна Викторовна, Ошкина Татьяна Викторовна. 18.06.2008 г.»
(Ну и обнаглели же родители: это моё право выбирать учебник! И просто диву даюсь, как меня сразу не уволили за издевательства над детьми! Просила выговор – не дали!).
Но за десять дней до этой жалобы на сайте нашей школы появляется запись: «Родители 08.06.2008 -0:39:37 Спасибо Кузнецовой Татьяне Ивановне за знания, которые она даёт нашим детям. Мы, родители 4 класса А, хотим, чтобы и в 5 классе она продолжила обучение наших детей». На эту запись мне указывают коллеги. И эта запись показывает, что с родителями проводилась определённая работа, чтобы «родилась» кляуза, чтобы было совершено преступление. И оно было совершено (ибо клевета – это преступление) уже в разгар летних каникул, в мой последний рабочий день перед отпуском. Подлинность подписей вызвала у меня сомнения, но над этим пусть ещё работают правоохранительные органы.
А я пишу серию статей в интернете на Прозе.ру об Аржановской и родителях, предъявляю судебные иски за клевету к Гореловой и Аникиной и посылаю телеграмму в Департамент образования г. Москвы…
Перед началом учебного года – я ведь не отдаю свой любимый класс – Аржановская организовывает новую жалобу, уже на имя начальника образования СЗАО Булановой И.В.:
«Уважаемая Ирина Владимировна!
18 июня 2009 года мы, группа родителей 4 «А» класса ГОУ СОШ № 86, обратились к Урекиной С.В. (директору нашей школы) с жалобой на Кузнецову Т.И., учителя иностранного языка, и просьбой отстранить её от преподавания в нашей группе. Директор просьбу удовлетворила.
В связи со сменой руководства ГОУ СОШ № 86 мы обеспокоены тем, осталось ли в силе распоряжение предыдущего директора Урекиной С.В..
Мы убеждены, что Кузнецова Т.И., подав на нас в суд и проиграв процесс, в дальнейшем не изменит отношение к нам и к нашим детям. Даже после суда она по-прежнему присылает на наши домашние адреса письма странного содержания, позволяет себе оскорбительные замечания в наш адрес и адрес нашего будущего классного руководителя Аржановской Е.Д. (см.www.proza.ru)
Убедительно просим поддержать нас и не допустить преподавания Кузнецовой Т.И. в 5 «А» классе ГОУ СОШ № 86. Саркисян С.В., Голубева Е.Е., Ласточкина Е.В., Ошкина Т.В., Аникин А.В., Горелова Е., Максакова М.И., Грабчак Е.В., Гритченко М.С., Седова Н.Ю.»
(Ну и обнаглели же родители: Урекина их просьбу не удовлетворяла!)
Открытым текстом заявлено, что Аржановская и родители не довольны моими статьями о них, считают их оскорбительными и на этом основании пишут жалобу, что является местью за мои статьи, попыткой жалобами принудить меня к отказу от распространения информации о ней, Аржановской, и о них, родителях.
На основании именно этой жалобы у меня отбирают класс, хотя не имеют никакого права. И.о. начальника управления образования СЗАО А.В. Бакулин в письме от 10.10.08 открытым текстом заявляет, что основная причина отказа родителей учить у меня своих детей – мои «некорректные публикации в сети Интернет» Однако мои статьи о родителях появились лишь после их первого клеветнического заявления обо мне. И в них нет ничего некорректного. То, что заявление от 28 августа – тоже дело рук Аржановской, подтверждается тем, что именно она в моём присутствии подала это заявление сотруднику управления образования СЗАО Зайцевой М.Р. 29 августа 2008 года в кабинете директора ГОУ СОШ № 86, а также открыто заявила комиссии из управления образования, приехавшей в школу 26 сентября, что просила бывшего директора Урекину С.В. оградить её, Аржановскую, и её дочь Катю от моих нападок.
От каких нападок? Её дочь у меня не училась, а саму Аржановскую я почти не замечала до появления родительской жалобы.
Я не нравлюсь именно Аржановской, однако она воюет со мной чужими руками. Думаю, что она понимала, что совершает преступления, уж точно понимала, что совершает действия нехорошие, аморальные. Ибо до последнего момента, до того, как в рыданиях не созналась, что именно о себе, любимой, заботилась, она отрицала, что родительские жалобы – её рук дело.
Я не учила детей Голубевой, Ласточкиной, Грабчак, Максаковой, Саркисян. Уж у них-то точно никаких претензий ко мне быть не может. Да и у других тоже, их дети учились у меня на «пятёрки». Но как же им хочется лояльного отношения к своим деткам со стороны «будущего классного руководителя». И, чтобы ублажить эту даму, пошли на преступление!

Глава вторая. Как моё образование договорилось с моим здравоохранением

То, что моё образование договорилось с моим здравоохранением о том, чтобы мне не давали больничный лист в поликлинике, если я заболею, я могу доказать документально. Я могла доказать это документально ещё 03 декабря минувшего года. Но я умею ждать. И я ждала. Доказательств того, что к этому сговору директор ГОУ СОШ № 86 Пахомкина Ирина Анатольевна имеет прямое отношение. Я ждала её собственного чистосердечного признания. И она призналась.
Теперь я могу рассказать эту историю подробно.
30 сентября 2008 года я через секретаря передаю Пахомкиной заявление о том, что по состоянию здоровья мне стрессы противопоказаны, и если меня ещё хоть раз в стенах школы незаконными придирками доведут до больничного, я обвиню её в покушении на убийство. Пахомкина вызывает меня к себе и требует объяснений. Я объясняю, что это не шутка, что так и будет. Пахомкина отнеслась к моему предупреждению очень серьёзно. Она изучила мои больничные листы за прошлые годы. Но в них нет диагноза…
Поскольку у меня в моей поликлинике знакомых больше, чем главный врача Ларин Г.В. может себе представить, а моё имя в поликлинике знают почти все, если не все, до меня доходит информация, что Ларин интересуется моим здоровьем, а именно, что же за хвори меня одолевают. Ему лично это надо?!
Когда в ноябре Пахомкина закатывает на летучках истерики по поводу моих статей в интернете и требует от меня никчемные объяснительные по никчемным поводам, я её спрашиваю, не боится ли она, что я уйду на больничный. И она машинально, а значит искренно, отвечает: «Ну, больничный ещё получить надо». (Только я не могла нигде сослаться на эти пахомкинские слова, потому что они не были записаны на диктофон или на бумаге, а устное слово к делу не пришьёшь).
Слово – это моя профессия. Кто сказал, что сказал, где сказал и при каких обстоятельствах – для меня это давно уже чисто профессиональное и идёт на подсознании. Я моментально соображаю, что кем-то проведена соответствующая работа с главным врачом поликлиники, не меньше, ибо он там хозяин.
Когда Пахомкина доводит меня до очередного больничного, я подыгрываю Пахомкиной и больничный не беру; я прошу у неё два дня без содержания. Это даёт мне возможность не обращаться в поликлинику, но я обращаюсь: меня интересует истинное состояние здоровья, и мне нужна медицинская помощь.
Пахомкина воспринимает мою просьбу о днях без содержания как реализацию договоренности с поликлиникой. Поэтому второго декабря она очень уверенно и очень нагло требует от меня больничный лист на пропущенные два дня (которые она мне не дала, но нарочно об этом не сказала). Она зациклена на больничном. Она врёт, что ТК РФ признает только больничный. Она не может скрыть своей радости, что поликлиника честно исполняет договорённость. Она радостно издевается надо мной весь мой рабочий день, нисколько не боясь довести меня до «потери работоспособности». Позднее она будет цинично выспрашивать у Ларина, до какой степени потери трудоспособности она меня довела: могу ли я выполнять обязанности учителя…
Но ни она и никто из её компании, видимо, даже не попытался представить, как эту договорённость можно осуществить на практике. Я прихожу в поликлинику, едва стою на ногах, а мне говорят: вы здоровы, идите отсюда? Что я могу ответить, кроме: я сейчас выйду в коридор, вызову скорую и милицию… Кому надо ради Пахомкиной подставлять свою шею? Третьего декабря во второй половине дня ко мне в поликлинике отнеслись с должным вниманием и дали больничный лист.
Пахомкина такого не ожидала.
Но ещё утром я звоню Татьяне Николаевне Любовской, что на работу не выйду, а пойду в поликлинику.
Её вопрос: «А у Вас будет больничный лист?..» А что, уже вся школа знает, что мне в поликлинике не дают больничные?
Утром же третьего декабря я через силу пишу маленькую заметку в интернете, что вечером пойду к врачу. Я знаю, что Пахомкина читает всё, что я пишу. Для неё и стараюсь.
Любовская обязана доложить и, я думаю, доложила Пахомкиной, что я заболела и пошла в поликлинику. Это обычное дело. Никому и в голову не приходит перепроверять то, что сказал учитель. Ведь потом учитель приносит больничный лист.
Пахомкина в смятении и бросается уточнять у Ларина, правда ли что я на больничном. Безо всяких официальных запросов и официальных ответов, в личном порядке, неформально, так сказать.
А вот теперь я даю слово оперуполномоченному ОРЧ-4 при ОБЭП УВД по СЗАО г. Москвы майору милиции И.А. Шендерею:
«Опрошенная по материалу Пахомкина И.А. пояснила, что…08.12. 2008 г. ею действительно была получена телеграмма от Кузнецовой Т.И. о принятии решения последней о невыходе на работу. … В городской поликлинике № 181 Пахомкиной И.А. подтвердили факт нахождения Кузнецовой Т.И. на больничном, в связи с чем Пахомкина И.А. в табеле учета рабочего времени за декабрь 2008 года поставила отметки об отсутствии по причине болезни…»
Обратите внимание на слово «подтвердили». Оно означает, что Пахомкина спросила, правда ли я на больничном. И ей подтвердили, что это так. Сие означает, что Пахомкина не поверила мне и Любовской и решила уточнить у Ларина. А какие основания могли быть у Пахомкиной не верить мне и Любовской? Основание только одно – договорённость с поликлиникой…
Да, я знала о договоренности моего образования с моим здравоохранением. И Ларин уже третьего декабря знал, что я об этом знаю. 17 июня я ему об этом напомнила письмом – ждала возражений. Он не ответил. Но мне важно было доказать, что об этой договоренности знала Пахомкина. И она проболталась.
Всё: картинка сложилась. Понятно, почему она не боялась довести меня до больничного и требовала больничный: она была уверена, что мне его не дадут… Ан, облом.
А что было бы, если бы поликлиника выполнила договорённость?!
Я чётко оценила просьбу моего образования к моему здравоохранению как заказ на причинение вреда моему здоровью, последствия которого непредсказуемы.
И послала в школу телеграмму, что на основании статьи 379 ТК РФ отказываюсь от выполнения работы в связи с неоднократными и непрекращающимися посягательствами Пахомкиной на моё здоровье и жизнь…
(Данную главу я направила в окружное управление здравоохранения и ждала возражений. Возражений не последовало)
Глава третья. Буланову надо читать в оригинале

Буланову надо читать в оригинале! А иначе кто мне поверит, что в окружном управлении образования работают необразованные люди.
Итак, 20 мая получаю от Булановой письмо, датированное 20 апреля и отправленное, судя по почтовому штемпелю, 18 мая. А судят всегда по почтовому штемпелю. Таким образом, у меня есть основания предполагать, что письмо Булановой написано задним числом и имеет место интеллектуальный подлог документа.
Я приведу лишь один абзац. Один, но какой!
«Ваш не выход на работу по причине угрозы здоровью и жизни является прогулом без уважительных причин, о чём Вы уведомлены директором школы. Начальник управления образования И.В. Буланова».
С каких это пор невыход на работу по причине угрозы здоровью и жизни стал прогулом без уважительных причин?
Я ещё раз ТК процитирую специально для Булановой, пусть учится: «В целях самозащиты трудовых прав работник… может отказаться от выполнения работы… которая угрожает его жизни и здоровью… На время отказа от указанной работы за работником сохраняются все права, предусмотренные трудовым законодательством и иными актами, содержащими нормы трудового права » (ст. 379 ТК РФ)
«Ваш не выход на работу по причине угрозы здоровью и жизни является прогулом без уважительных причин…» Вот у меня в голове не укладывается, как начальник окружного управления образования могла такое заявить. Заглянем в Конституцию РФ: «Статья 37…3. Каждый имеет право на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены…»
Ну, уж не знать Конституцию начальнику окружного управления образования – стыдно должно быть!

Глава четвёртая. Как мои коллеги выслужились…

Мало кто знает, а точнее, почти никто не знает, что если вас на работе довели до больничного (хотя бы на день), то это есть несчастный случай на производстве. Я тоже об этом узнала только в феврале сего года и тут же направила три заявления о трёх несчастных случаях, организованных мне сотрудником управления образования Зайцевой М.Р, Пахомкиной И.А., Аржановской Е..Д. и родителями-клеветниками (первый) и Пахомкиной с Аржановской ( второй и третий). Пахомкина назначила комиссию: её заместитель Пугина О.А. (председатель), Соловьева Н.В., Любовская Т.Н., Рябова Н.А., Гуркина Л.А., Сидорова М.Ю. и единственный мужчина – Рыбалко В.Д.
«Контроль» за работой комиссии незаконно взяла на себя сотрудник окружного управления образования Ходина Н.К. Незаконно, потому что члены комиссии несут персональную ответственность за выводы и решения, и никто не вправе вмешиваться в их работу.
Мне очень стыдно за своих коллег, но я приведу полностью текст, который они мне прислали:
«Заключение комиссии по жалобе Кузнецовой Т.И., учителя английского языка от 20.03.2009 г. В связи с заявлениями Кузнецовой Татьяны Ивановны № 2 от 24.02.2009, № 3 от 24.02.2009, № 4 от 24.02.2009 и в соответствии со статьёй 229 ТК РФ, комиссия по жалобам в ходе проверки пришла к заключению: на основании со статьёй 227 ТК РФ данные случаи, указанные в жалобах, не подлежат расследованию как несчастные случаи на производстве».
Интересно, что я давала отвод Соловьевой, но разве можно без Соловьевой (кстати, ей наконец-то дали должность – заместителя директора по лицейским классам!)?!
Потом Буланова подпишет адресованное мне письмо, подготовленное Ходиной: «…причиной Вашей нетрудоспособности явилось общее заболевание…указанные Вами случаи не подлежат расследованию как несчастные случаи на производстве».
Ну, допустим, невроз к общим заболеваниям не относится. И я не стану цитировать Трудовой кодекс. Только скажу, что инспекция труда прислала мне аналогичный ответ, который я обжаловала в Роструд, и Роструд обязал инспекцию рассмотреть мои заявления о несчастных случаях по существу.
Если есть заявление – обязательно должно быть расследование.
Пахомкина панически боится расследования этих несчастных случаев, Зайцева и прочие «участники» тоже. Потому что выяснится, что эти несчастные случаи – вовсе не несчастные случаи, а результат умышленно организованных преступлений.
А пока выяснилось, что мои письменные многостраничные объяснения, которые я направила в школу по каждому случаю, школьной комиссии даже не показали, как не дали прослушать диск с записью моего разговора с Пахомкиной, где она угрожала мне незаконным увольнением и именно за мои статьи в интернете.
А ещё выяснилось, что председатель комиссии Пугина О.А. подделала протокол заседания от 20 марта…
На сегодняшний день вопрос о несчастных случаях, организованных мне намеренно, остаётся открытым, и я не собираюсь его закрывать.

Глава пятая. Сказ про хороших ментов и их нехороших начальников

1

Вернусь к началу апреля.
Как же мне не хочется ехать на улицу Рыбалко, 4а. Но Илья Александрович Шендерей, сотрудник отдела по борьбе с экономическими преступлениями, предложил встретиться, а я не стала отказываться. По моему же заявлению товарищ работает.
И вот сидим мы и беседуем про то, как директор школы №86, что в Строгино, Ирина Анатольевна Пахомкина не платит мне зарплату за время моей самозащиты. Не платит более двух месяцев, не платит из личных соображений, а значит, статья 145-1 УК РФ по ней не только плачет, а просто рыдает.
Илья Александрович в штатском, но я уже знаю, что он майор. Образование – понятия не имею, но что передо мной человек умный и порядочный, то есть интеллигентный, я не сомневаюсь.
Много времени не понадобилось, чтобы я объяснила, а он записал, почему я перестала ходить на работу. Мало кто знает, а точнее, почти никто не знает, что если твой начальник не в ладах со здравым смыслом, а законы для него не писаны, и это вредно влияет на ваше здоровье, то на работу вы можете и не ходить. А зарплату должны получать, и уволить вас нельзя.
Не советую каждому проделывать этот трюк – он только для тех, у кого есть запас денег и терпения или много заботливых родственников, как у меня. Начальники, лишённые здравого смысла, не понимают, что рано или поздно, но всё равно придется платить по счетам как в прямом, так и в переносном смысле, поэтому они идут на любую пакость, на любую мерзость, на любое преступление. Ведь, как правило, их кто-нибудь да «крышует».
Итак, я рассказала, Илья Александрович записал и подытожил: «Чистейшая сто сорок пятая, часть вторая (это они так 145-1 называют, догадалась я), теперь пойду к прокурору.
– Тогда уголовного дела не будет, – твёрдо сказала я.
– Почему? – удивился Шендерей.
– Хорошевский прокурор не позволит.
Майору Шендерею не позволили возбудить уголовное дело в отношении Пахомкиной И.А. за невыплату зарплаты. Илье Александровичу даже не дали написать процессуальный документ – постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, и он напишет мне простое письмо, на котором будет значиться фамилия начальника ОБЭП УВД по СЗАО г. полковника милиции И.Ю. Кучеренко. Кто подписал это письмо – я не знаю до сих пор, потому что пойдут письма с тем же автографом, но с косой чертой или с той же фамилией, но совсем с другим росчерком пера.
Я обжаловала незаконность подобного письма в Хорошевский суд. Судья по уголовным делам Ерёмина Ю.О. написала столь изящное постановление, что я сочла его маленьким шедевром и полностью опубликовала на своей странице в интернете. 29 июня 2009 года суд обязал вынести по моему заявлению процессуальный документ – постановление. Проконтролировать выполнение судебного акта, как я понимаю, должен был Хорошевский прокурор Ефремов. Постановление не вынесено до сих пор, либо его от меня усиленно прячут (что, в принципе, одно и то же). Тем самым не давая мне обжаловать отказ в возбуждении уголовного дела в суд и препятствуя моему доступу к правосудию.
Даже двоечник может догадаться, что если нарушается закон, значит, виновного уводят от ответственности. Кто поверит полковнику милиции Кучеренко, что невыплата заработной платы не образует состава уголовного или административного правонарушения?
Вот так хорошему менту Шендерею не дали выполнить профессиональный долг.
Я не знаю, насколько хорош майор милиции Илья Александрович Шендерей на самом деле, для меня это не имеет никакого значения, я знаю, что он хотел поступить правильно, и знаю, кто не дал ему это сделать.

2

Из всех милиционеров ОВД по району Строгино, с которыми я общалась в последние два года, мне не нравится только один – младший лейтенант Любимов А.Ю. Он вызвал меня из дома, чтобы поговорить о моём директоре Пахомкиной. Я-то думала, будем говорить под протокол, а пришлось говорить под диктофон. Любимов пожелал со мной просто побеседовать. Юноша даже и предположить не мог, что неофициальные беседы я веду только с теми милиционерами, кто умеет себя вести, и только если я сама того хочу. Говорить с Любимовым про Пахомкину? Оно мне надо? В результате проведённой служебной проверки по моей на него жалобе молодому человеку указали на…
Я засыпала милицию заявлениями о преступлениях Пахомкиной и её компании (где лидером выступает Аржановская) по отношению ко мне. Не потому, что я люблю много писать и умею это делать, а потому что эти дамы, на мой взгляд, совершили много того, что подпадает под статьи Уголовного кодекса, а я защищаю свои права и свободы всеми не запрещёнными законом способами. Но главное, потому что обращаться в московские суды в порядке гражданского судопроизводства – дело дохлое. Моими заявлениями занимаются в основном, три человека – мой участковый Сергей Николаевич Титов (я его так давно не видела [с 9 мая зову к себе, не могу дозваться], что не помню его звания), капитан милиции Александр Анатольевич Онегин и майор милиции Андрей Александрович Галин.
Мы хорошо поработали. Я писала заявления, они – постановления об отказе в возбуждении уголовных дел, Хорошевский суд – отменял многие их постановления, но повторных я почти не получала: ребята не могли мне ничего возразить. Да их начальство в лице начальника ОВД В.М. Помаза и Хорошевского прокурора от них этого и не требовало. Им сказали, как я понимаю, дела в отношении Пахомкиной и её компании не возбуждать, они и не возбуждали. Но при этом невольно давали мне в своих постановлениях такую ценную информацию, приводя объяснения Пахомкиной по тому или иному поводу, что я им весьма благодарна даже за то, что они смогли сделать.
Я ни в чём не могу упрекнуть этих мужчин. Умные, тактичные, опытные. Но либо они работают так, как им приказывают, либо они вообще там не работают. А у них семьи, и им нужны деньги. И потом, мне лично кажется, что эти люди – на своём месте. В отличие от своих начальников.
И всё равно это не правильно. Не правильно, когда не соблюдается закон. Но вот в такое время нам приходится жить и выживать.
Однако я не собираюсь мириться с произволом милицейских начальников – но это уже отдельная история…Тем более, что я узнала: моими заявлениями должны были заниматься не милиционеры, а следователи Следственного комитета, и почти всё, что написали милиционеры – не законно!..

Глава шестая. Инспекция труда – полигон для захоронения

Начальник ОБЭП УВД СЗАО Кучеренко дважды выслал мне один и тот же текст – о направлении материалов по моему заявлению о возбуждении уголовного дела в отношении Пахомкиной И.А. за невыплату мне зарплаты в инспекцию труда в г. Москве. Чтобы дело уголовное не возбуждать, а от меня отделаться. Это по примеру Хорошевской прокуратуры и Хорошевского суда в лице Кулькова В.В., которые дозволяют рассматривать заявления о возбуждении уголовных дел начальнику окружного управления образования Булановой. Хотя ни инспекция труда, ни управление образования не могут этого делать: это компетенция правоохранительных органов.
Несколько месяцев назад вот так же Хорошевский прокурор переслал в инспекцию похожее моё заявление – ответа я до сих пор не получила. Правда, я потребовала вернуть документы прокурору, но мне и не сообщили, что вернули, скорее всего, не вернули, у себя похе… простите, похоронили.
Так вот, ОБЭП отправил моё заявление в инспекцию труда 9 апреля, до сих пор ни ответа, ни привета, значит, и это похе…, простите, похоронили.
26 апреля в инспекцию направили моё письмо из Роструда – опять же про зарплату. До сих пор – гробовое молчание, значит и это письмо захе… простите, захоронили.
А ведь не про зарплату, а, например, про несчастные случаи, которые мне Пахомкина со своей компанией организовывала – пусть неохотно, но инспекция откликнулась, точнее, аукнулась, направив мне точно такой же ответ, как ГОУ СОШ № 86 и управление образования СЗАО, но уже после них. Однако проводить повторную проверку, как того велел Роструд, инспекция не стала, а моё письмо из Роструда опять же захе… простите, захоронила.
А знаете почему, инспекция труда все хе… простите, хоронит? Потому что там соображают, что написать мне, будто бы Пахомкина не должна мне платить зарплату за время самозащиты – значит выставить себя на посмещище: чтобы инспектор труда не знал таких пустяков! Поэтому предпочитают хе… простите, все время с языка срывается, хоронить!
А похороны – ну вот, уже не срывается – в наше время так дорого стоят! То есть, дело весьма выгодное… И, кажется, уже поставленное на поток!
Пока инспекция молчала, Пахомкина в конце июня сего года незаконно увольняет меня с работы. Самую активную роль в подготовке моего увольнения играет Аржановская Е.Д. Пока директор берёт отпуск без содержания, чтобы отдохнуть в Дальнем зарубежье, Аржановская от имени Пахомкиной шлёт мне телеграммы с угрозами увольнения, требуя объяснений моего длительного отсутствия на работе. Ещё не зная, что это депеши от Аржановской, я отвечаю, что на больничном с 3 декабря прошлого года и буду на больничных столько, сколько мне потребуется – попробуй уволь!
Ну, попробовала – уволила!
А в это время прокурор Москвы требует от инспекции труда рассмотреть мои заявления. И я требую. Инспекции труда отмолчаться не удаётся. Она восстанавливает меня на работе ещё 30 сентября, но Пахомкина предписание инспекции не выполняет…
Мне всегда было интересно, посмеет ли инспекция труда отрицать мою самозащиту как факт трудовых отношений. Посмела. Мне написали, что доводы о моей самозащите не нашли своего документального подтверждения – словно я и телеграмму не посылала, и письма не писала, что не выйду на работу, пока всю зарплату не получу. Отрицать наличие документов, которые в наличии имеются, – это можно делать только из своих личных соображений или из личных соображений начальника.
В том, что у государственного инспектора труда Радишевской А.М. своего интереса в этом деле не было, я не сомневаюсь.
В общем, с инспекцией мне ещё предстоит поработать. Я поработаю.

Глава седьмая. Зачем мне такой директор, такой прокурор и такой профсоюз?!

Поработать с инспекцией труда – не проблема. Вот как работать с Пахомкиной, если она всё время врёт и подделывает документы?!
А. М. Радишевская мне в письме сообщила, что приказом (распоряжением) от 04.12.08 г № 184.1к мне предоставлен отпуск без сохранения заработной платы на два календарных дня с 26.11.08 г. по 27.11. 08 г. на основании моего заявления. Но ведь Пахомкина ещё в июне рассказывала милиционеру, что не дала мне этот отпуск, а заявление «положила у себя в кабинете». И интересен наш разговор второго декабря, записанный на плёнку, по поводу этих двух дней, которые Пахомкина радостно объявила прогулом.
Вот выдержки.
2-ая минута, Пахомкина в своём кабинете начинает разговор: «Я не очень понимаю ваш настрой, ну да это к делу не относится. Акты – вот это надо тут подписать…» (Акты о том, что меня два дня на работе не было: я же заявление у завуча оставила, потому что Пахомкина на работу опоздала, и никто не знал, появится ли она в школе вообще, а два дня она мне, когда появилась, «конечно, не дала»).
4-ая минута, Пахомкина: «…почему наши отношения из разряда нормальных перешли на уровень?..»
7-ая минута, Пахомкина «Акты нужно подписать…» Я отказываюсь, Пахомкина повышает голос: «У вас два дня официального про-гу-ла».
9-ая минута. Пахомкина: «Никто никогда не писал про меня… Мне нужно, чтобы вы подписали акты». Я отказываюсь. Пахомкина: «Вы отказываетесь, мне что, опять создавать комиссию?»
10 минута. Пахомкина: «У вас два дня прогула, я могу вас уволить». Я: « Не буду подписывать акты….»
12 минута. Я: «Акты подписывать не буду!»
Пахомкина: «У меня три дня на рассмотрение вашей объяснительной записки и ваше увольнение… Ваши нападки на меня, которые вы устраиваете в мой адрес, совершенно незаслуженно…»
13 минута Пахомкина: «Я говорю вам о том, что у вас два дня прогула».
Второго декабря Пахомкина 40 минут угрожает мне увольнением за прогул, доводит меня до больничного – на 54 дня, а 4-го пишет приказ – и никакого прогула? Как мило с её стороны!
А ещё инспектор сообщила, что будто бы в августе мне была начислена компенсация за неиспользованный отпуск – 56 рабочих дней, с 29 июня 2009 г. по 16 августа 2009 года согласно графику отпусков и что мне эти деньги были перечислены, при этом приводится номер платёжного поручения от 03 сентября 2009 года. Это почти сто тысяч рублей. А я не получила ни копейки.
Где деньги, Ир?
А вот как Пахомкина вымогала у меня больничные листы, которые я ей предоставлять не обязана. Письмо от 4 июня 2009 года она, видимо, писала в состоянии, близком к истерике. Иначе как объяснить, что она забыла мою фамилию указать, забыла указать, кому письмо пишет.
Она в нём врёт следующее: «…хочу отметить, что в постановлении Пленума Верховного суда РФ говорится о том, что сокрытие от работодателя факта нахождения на больничном листе и непредставление больничного листа к оплате рассматривается судом как злоупотребление правом со стороны работника…»
На самом деле в Постановлении говорится: «В частности, недопустимо сокрытие работником временной нетрудоспособности на время его увольнения с работы …»
Нет там ничего про больничный лист – к оплате! А на время увольнения я от Пахомкиной свою нетрудоспособность не скрывала. Хотя могла бы вообще на угрозы увольнением не отвечать – я же на самозащите. Просто не хотелось, чтобы Пахомкина мне трудовую книжку испортила.
Пахомкина наврала всем и столько, что даже не имеет смысла приводить ещё какие-то примеры.
Я очень много могла бы рассказать про прокурорскую вертикаль (и про судейскую, и про милицейскую тоже), но это требует отдельного исследования. Здесь только замечу, что Хорошевский межрайонный прокурор Ефремов умыл руки: он не выполнил распоряжение прокурора СЗАО В.В.Пустохина рассмотреть моё заявление о восстановлении меня на работе и дать мне ответ в установленный срок. Да Ефремов и без Пустохина обязан был это сделать.
Тем не менее, продержав у себя моё заявление месяц, прислал мне бумажку, в которой сообщил, что переслал его в инспекцию труда.
А на каком, собственно, основании?! Ну, а основание для этого я вижу одно: Хорошевский прокурор не нашёл ни одной зацепки, чтобы признать моё увольнение законным…
А теперь про председателя ТО СЗАО Профсоюза. Именно так назвала себя Г.М. Борисова. Я ничего не имею против этой женщины. Она была единственным человеком в «комиссии» 26 сентября прошлого года, которая вела себя достойно и не предъявляла мне никаких претензий: я же не член профсоюза.
Я не стану пересказывать содержание её письма из уважения к Г.М. Борисовой. Отмечу только одно обстоятельство. На бланке значится наименование организации: местная общественная организация территориальная организация Северо-Западного административного округа региональной общественной организации Московской городской организации профсоюза работников образования и науки Российской Федерации. А на конверте указан обратный адрес – Управление образования СЗАО.
Если бы не определённые обстоятельства, я бы это письмо и открывать не стала, я больше не читаю писем из управления образования.
Однако, до чего управление образования подмяло под себя профсоюз: даже председатель профсоюзной организации считает себя работником управления! Так по сути всегда и было, но чтобы так открыто…
Зачем мне такой прокурор и такой профсоюз, не говоря уже о таком директоре?!

Послесловие

Эта история из множества историй ещё не закончилась. Я не знаю, насколько она далека от своего завершения, но мне кажется, главная работа по защите чести и достоинства, по защите своих прав и свобод мною уже проделана. Даже окружной прокурор В.В. Пустохин уже не выдержал беспредела Пахомкиной и вынес ей представление об устранении нарушений трудового законодательства. Но Пахомкина что-то пока не разлетелась! Я потребовала от прокуратуры, милиции и суда – прочих законных решений (они, конечно, разбежались…)
Помните, у Гёте – «Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день за них идёт на бой». Никаким Пахомкиным и никаким Аржановским не сделать из меня раба.
И ещё.
Моя школа без Пахомкиной обойдётся.
А меня ждут мои ученики. Я обещала им вернуться.

2009