Галина Белякова «О жизни и творчестве Николая Гоголя»

«Ед­ва есть ли выс­шее из на­сла­ж­де­ний,

как на­сла­ж­де­ние тво­рить»

  Н.В.Го­голь

 

 Лис­тая Ле­то­пись

 

Н.В.Го­голь (1 ап­ре­ля 1809-1852г.г.)

А.О.Смир­но­ва-Рос­сет (6 мар­та1809-1882 г.г.)

 

Лис­тая «Мо­с­ков­ский Ле­то­пи­сец» и не толь­ко его, чи­тая зна­ме­ни­то­го ис­сле­до­ва­те­ля жиз­ни и твор­че­ст­ва Н.В.Го­го­ля Иго­ря Пет­ро­ви­ча Зо­ло­тус­ско­го, от­кры­ваю для се­бя то, что мно­го­го не знаю. Жи­вёшь ря­дом со ста­рин­ны­ми зда­ния­ми, по­строй­ка­ми, фли­ге­ля­ми и не зна­ешь о хо­зяи­не, об ав­то­ре этих по­стро­ек, о жиз­ни лю­дей, вла­дев­ших эти­ми усадь­ба­ми.

Но, все­му своё вре­мя. Вот как кни­ги, к при­ме­ру, Л.Тол­сто­го «Вой­на и Мир», «Ан­на Ка­ре­ни­на» на­до чи­тать не­сколь­ко раз в раз­ные воз­рас­тные го­ды. В ка­ж­дом воз­рас­те своё по­ня­тие о ге­ро­ях, их взаи­мо­от­но­ше­ни­ях в жиз­ни друг к дру­гу, о люб­ви.

 

Вот так и я сей­час по­ни­маю, вос­про­из­во­жу кар­тин­ки про­шло­го, из жиз­ни Ни­ко­лая Ва­силь­е­ви­ча Го­го­ля. И его по­се­ще­ние Мо­ск­вы, Под­мос­ко­вья: Му­ра­но­во, Аб­рам­це­во, с. Спас­ское, где жи­ла А.О.Смир­но­ва-Рос­сет, са­мая пре­дан­ная та­лан­ту и вер­ный друг Н.В.Го­го­ля. И пре­до мною вста­ют эти два об­раза, не­на­вяз­чи­во, но с оди­на­ко­во оди­но­кой, чув­ст­вен­ной ду­шой. По­это­му, изу­чая их судь­бы, не­воль­но пред­став­ляю жиз­нен­ные пе­ре­пле­те­ния.

 

1. Дет­ст­во

В Под­мос­ко­вье Н.В.Го­голь впер­вые по­бы­вал в 1832 го­ду. Он по­вто­рил опи­сан­ный Ра­ди­ще­вым путь из «Пе­тер­бур­га в Мо­ск­ву» и да­лее от Мо­ск­вы до Пол­та­вы. Пе­ред по­езд­кой в Ка­лу­гу Н. Го­голь пи­сал сво­ему дру­гу А. Да­ни­лев­ско­му, что со­би­ра­ет­ся в до­ро­гу. Рас­по­ла­га­ет по­се­тить гу­бер­нии в ок­руж­но­сти Мо­ск­вы, по­ви­дать­ся с не­ко­то­ры­ми зна­ко­мы­ми и по­гля­деть на Русь, сколь­ко её мож­но уви­деть на боль­шой до­ро­ге.

И всё он ви­дел и впи­ты­вал уви­ден­ное, как губ­ка. По нра­ву бы­ли ему про­сто­ры, све­жий воз­дух по­лей, аро­ма­ты трав, цве­тов Под­мос­ко­вья.  Ко­гда Н.Го­голь уез­жал за гра­ни­цу, дру­зья про­во­жа­ли и про­ща­лись с ним в Пер­хуш­ко­во.

И мне сра­зу вспом­ни­лось моё дет­ст­во, ко­гда я жи­ла у ба­буш­ки в по­сле­во­ен­ные 1945-55 г.г. Я очень об­ра­до­ва­лась та­ким мыс­лям – Го­голь про­ез­жал ми­мо до­ро­гих мо­ему дет­ст­ву мест: это – Пер­хуш­ко­во, а там со­всем ря­дом Ус­пен­ское, Гор­ки-Х, кон­ный за­вод, Мо­ск­ва-ре­ка, ли­ва­ды у ре­ки, где вы­гу­ли­ва­ли ор­лов­ских ры­са­ков. Ко­ни бы­ли гор­дые, с ве­ли­ча­вой осан­кой. Я по­дол­гу лю­бо­ва­лась ими и ко­бы­ла­ми с же­ре­бят­ка­ми. А се­но­кос под Ни­ко­ли­ной Го­рой у ре­ки, а ка­та­ние на ра­бо­чей ло­шад­ке без сед­ла. О, это бы­ло чу­до! И не удер­жав­шись на ней, плюх­нуть­ся в коп­ну се­на. Ве­че­ром де­ти шли в по­ле встре­чать ста­до ко­ров, встре­чать свою Бу­рён­ку. По­ка шли, маль­чи­ки учи­ли де­во­чек сви­стеть. На­сви­став­шись до оду­ре­ния, па­да­ли со сме­хом в тра­ву и лю­бо­ва­лись чис­тым го­лу­бым не­бом или об­ла­ка­ми, что мед­лен­но плы­ли над  го­ло­вой.

Вот и Ни­ко­ша Го­голь, как его зва­ли род­ные, вспо­ми­ная своё дет­ст­во в Ва­силь­ев­ке, опи­сы­вал ха­ты с па­ли­сад­ни­ка­ми, пе­ред ко­то­ры­ми рос­ли де­ре­вья, ук­ра­шен­ные бо­га­ты­ми чёр­ны­ми сли­ва­ми и че­реш­ня­ми. И что лю­бил, и был сча­ст­лив в са­мые жар­кие июль­ские дни. И как ле­жал на гус­той тра­ве, за­ло­жив ру­ки под го­ло­ву, за­драв но­ги. «Солн­це па­ли­ло. Ти­ши­на бы­ла как-то тор­же­ст­вен­на, я буд­то слы­шал стук вре­ме­ни, ухо­дя­ще­го в веч­ность…» –  так кра­соч­но ему пред­став­ля­лось дет­ст­во.

Ну, пря­мо Вам ска­жу, род­ст­вен­ные ду­ши.

В ию­ле ле­том, дей­ст­ви­тель­но, и в Под­мос­ко­вье бы­ли и бы­ва­ют в ию­ле жар­кие дни. В та­кие дни ма­мы, ба­буш­ки раз­ре­ша­ли ре­бя­там спать в сво­их чу­ла­нах, по­то­му что в ком­на­тах бы­ло душ­но. Чу­лан – это де­ре­вян­ная, про­вет­ри­вае­мая при­строй­ка к до­му для хо­зяй­ст­вен­но­го ин­вен­та­ря. Вот в та­ком чу­ла­не под­руж­ки ше­по­том рас­ска­зы­ва­ли друг дру­гу всю ночь вся­кие не­бы­ли­цы, про «Май­скую ночь» или «Уто­п­лен­ни­цу» Го­го­ля. От рас­ска­за «Вий» бы­ло страш­но, страш­но от гро­бов, ведьм, от не­смет­ных сил чу­до­вищ, но чи­та­ли «Вий». По­том, дол­го ещё маль­чиш­ки пу­га­ли дев­чо­нок, го­во­ря: «Под­ни­ми­те мне ве­ки: не ви­жу!..» И от стра­ха ми­гом раз­бе­га­лись все по до­мам.

По­том в школь­ные го­да без зна­ния де­ла чи­та­ли, зна­ко­ми­лись со все­ми го­го­лев­ски­ми ге­роя­ми. Над ха­рак­те­ра­ми, в ко­то­рые бы­ло труд­но вник­нуть, и не за­ду­мы­ва­лись по мо­ло­до­сти. Толь­ко те­перь, бу­ду­чи взрос­лой, по­ни­маю ха­рак­те­ры ге­ро­ев.

 

2. О ха­рак­те­рах

Ко­неч­но, всё те­чёт, всё ме­ня­ет­ся. Вре­мя не сто­ит на мес­те. Ме­ня­ют­ся очер­та­ния бе­ре­гов рек, ме­ня­ют­ся пей­за­жи. Толь­ко лю­ди со свои­ми ха­рак­те­ра­ми не ме­ня­ют­ся из ве­ка в век.

И.П.Зо­ло­тус­ский, био­граф Го­го­ля, изу­чая по­эму «Мёрт­вые ду­ши » – под­ме­тил, что слу­ги у Го­го­ля, ко­неч­но, не чис­тые кре­сть­я­не – это дво­ро­вые. Это осо­бый слой в рус­ском кре­сть­ян­ст­ве и на­ро­де. Он ус­пел уже раз­вра­тить­ся сво­ей бли­зо­стью к гос­по­дам, ожес­то­чить­ся, ви­дя бла­га, ко­то­рые име­ют гос­по­да, и ко­то­рых нет у них, но они ещё со­хра­ня­ют пер­во­род­ный юмор на­ро­да и его иро­нию не толь­ко по от­но­ше­нию к тем, кто сто­ит над ни­ми, но и по от­но­ше­нию к жиз­ни во­об­ще.

С та­ки­ми ха­рак­те­ра­ми встре­ча­ют­ся лю­ди и сей­час. По­это­му вос­при­ни­ма­ешь го­го­лев­ских ге­ро­ев, как сво­их зна­ко­мых. Тем и от­рад­нее пи­са­тель, ко­то­рый мо­жет за­пол­нить твои мыс­ли чем-то род­ст­вен­ным. Они жиз­нен­ные. И этим Го­голь стал мне бли­же по­то­му, что ста­ла по­ни­мать жизнь и лю­дей.

А знать лю­дей, ой, как важ­но.

В Не­жин на учё­бу прие­дет маль­чик Го­голь, до­маш­ний ре­бё­нок Ни­ко­ша.

Из Не­жи­на уе­дет юно­ша, уже по­знав­ший смеш­ную сто­ро­ну жиз­ни.

Ко­гда Ни­ко­лай Ва­силь­е­вич уез­жал из Не­жи­на в Пе­тер­бург пи­сал ма­те­ри: « …Как угод­но по­чи­тай­те ме­ня, но толь­ко с на­стоя­ще­го мое­го по­при­ща вы уз­нае­те на­стоя­щий мой ха­рак­тер. Верь­те, что чув­ст­ва бла­го­род­ные на­пол­ня­ют ме­ня, что ни­ко­гда я не уни­жал­ся в ду­ше и что всю жизнь свою об­рёк бла­гу. Я слиш­ком мно­го знаю лю­дей¸ что­бы быть меч­та­те­лем». По­сле смер­ти сы­на Ма­рия Ива­нов­на на­пи­шет: «Серд­це это­го ан­ге­ла бы­ло пол­но неж­ней­ших чувств, но он скры­вал это под су­ро­вой на­руж­но­стью».

В лю­дях, с кем он об­щал­ся, на­хо­дил, под­ме­чал осо­бен­но­сти в ха­рак­те­ре, что­бы по­том на­де­лить уви­ден­ны­ми чер­та­ми сво­их ге­ро­ев.

По­это­му, ко­гда вы­шел в свет «Ре­ви­зор», Пе­тер­бург не при­нял Го­го­ля. На­столь­ко чи­та­те­ли, обы­ва­те­ли уви­де­ли в ге­ро­ях се­бя. Пье­су не по­ня­ли. Его об­ви­ни­ли в от­сут­ст­вии люб­ви к Рос­сии, в  не­ува­же­нии чи­нов­ни­че­ст­ва, дво­рян­ст­ва.

Пуш­кин как-то ска­зал, что Го­го­ля в Мо­ск­ве лю­бят боль­ше, чем в Пе­тер­бур­ге и был прав. Мо­ск­ва при­ни­ма­ла его ра­душ­нее, Мо­ск­ва по­чув­ст­во­ва­ла в серд­це­ви­не его сме­ха со­стра­да­ние к рус­ско­му че­ло­ве­ку, что в нём слы­шит­ся лю­бовь к Рос­сии. В 1836 г. он уез­жа­ет за гра­ни­цу. Пе­тер­бург, как ему ка­за­лось, не при­нял его, он – в от­вет –не при­нял Пе­тер­бург.

Путь Го­го­ля из Рос­сии – путь ски­та­ний по Ев­ро­пе –был Рим. Го­ды жиз­ни в Ри­ме – это го­ды пи­са­ния «Мёрт­вых душ». Го­ды пи­са­ния и пе­ре­пи­сы­ва­ния, пе­ре­бе­ли­ва­ния, вы­страи­ва­ния один­на­дца­ти глав пер­во­го то­ма и на­ча­ло вто­ро­го.

 

3. Дружба

В на­ча­ле по­ве­ст­во­ва­ния я ска­за­ла о пе­ре­пле­те­нии су­деб.  Да, это то­же от­но­сит­ся к ха­рак­те­рам мо­их из­бран­ных ге­ро­ев. Друж­ба, ос­но­ван­ная на вза­им­ном до­ве­рии, при­вя­зан­но­сти, общ­но­сти ин­те­ре­сов. На­до иметь силь­ный ха­рак­тер, что­бы по­ни­мать дру­го­го и при­ни­мать его до­ве­рие во­пре­ки сво­ему на­строе­нию.

В жиз­ни А.О.Смир­но­вой-Рос­сет друж­ба с Го­го­лем, длив­шая­ся поч­ти два­дцать лет, за­ни­ма­ет ис­клю­чи­тель­ное ме­сто. Ко­гда их жиз­нен­ные пу­ти пе­ре­сек­лись, ме­ж­ду ни­ми воз­ник­ла тес­ная ду­хов­ная связь, друж­ба и вза­им­ное по­ни­ма­ние.

Од­на­ж­ды в бе­се­де Алек­сан­д­ра спро­си­ла Го­го­ля: «Где мы с ва­ми по­зна­ко­ми­лись?» Он от­ве­чал: «Не­у­же­ли вы не пом­ни­те? Вот пре­крас­но! Так я ж вам не ска­жу; это. Впро­чем, тем луч­ше, это зна­чит, что мы с ва­ми все­гда бы­ли зна­ко­мы».

По­зна­ко­ми­лись они ле­том 1831 г. в Цар­ском се­ле, ко­гда Алек­сан­д­ра бы­ла ещё фрей­ли­ной при Ма­рии Фё­до­ров­не. Но на­стоя­щее их об­ще­ние на­ча­лось в Па­ри­же, где Рос­сет на­хо­ди­лась на ле­че­нии. И Го­голь там жил с но­яб­ря 1836 до фев­ра­ля 1837-го.

Не­сколь­ко лет они не ви­де­лись, но в 1841 г. от­но­ше­ния вновь во­зоб­но­ви­лись. Осе­нью 1842 го­да вновь Рим и пись­мо от Н.В.Го­го­ля, ко­то­рый жа­ж­дал всей ду­шой ви­деть лю­бя­щую ду­шу. И толь­ко в ян­ва­ре 1843 го­да до­рож­ная ка­ре­та Смир­но­вой ос­та­но­ви­лась у во­рот од­но­го из рим­ских до­мов, то пер­вым, не пом­ня се­бя от ра­до­сти, её встре­чал Го­голь. За­тем Ниц­ца, в ко­то­рой вза­им­ные сим­па­тии Смир­но­вой и Го­го­ля ещё бо­лее креп­нут.

В кон­це 1844 го­да в Пе­тер­бур­ге Алек­сан­д­ра по­лу­чит от Го­го­ля пись­мо. От­вет бу­дет не­за­мед­ли­тель­ным: «…а ве­че­ром солн­це взош­ло, и с тех пор я так сча­ст­ли­ва, как в луч­шие и сча­ст­ли­вей­шие ми­ну­ты с ва­ми про­ве­дён­ные в Ниц­це. Да бла­го­сло­вит вас Бог! Вы, лю­без­ный друг, вы­ис­ка­ли ду­шу мою, вы ей по­ка­за­ли путь, этот путь так раз­ук­ра­си­ли, что дру­гим ид­ти не хо­чет­ся и не­воз­мож­но».

Н.В. Го­голь от­зы­вал­ся о Смир­но­вой лишь с вос­тор­гом, на­зы­вая её «пер­лом всех рус­ских жен­щин». Впо­след­ст­вии он на­пи­шет: «Она яв­ля­лась ис­тин­ным мо­им уте­ши­те­лем, то­гда как вряд ли чьё-ли­бо сло­во мог­ло ме­ня уте­шить, и, по­доб­но двум близ­не­цам-брать­ям, бы­ва­ли сход­ны на­ши ду­ши ме­ж­ду со­бой». Он при­зна­вал­ся Алек­сан­д­ре: «Лю­бовь, свя­зав­шая нас с ва­ми, – вы­со­ка и свя­та. Она ос­но­ва­на на вза­им­ной ду­шев­ной по­мо­щи, ко­то­рая в не­сколь­ко раз су­ще­ст­вен­нее вся­ких внеш­них по­мо­щей».

На­блю­дав­шая за Го­го­лем и Рос­сет, дочь В.А. Ак­са­ко­ва, ко­гда они бы­ли у них на да­че, пи­са­ла о них (1850 г.): «Го­голь при ней со­вер­шен­но сча­ст­лив, она его очень лю­бит, у них есть свой осо­бый мир, в ко­то­ром у них со­вер­шен­но оди­на­ко­вые взгля­ды, по­ня­тия, впе­чат­ле­ния».

И в под­твер­жде­нии та­ко­му на­блю­де­нию, вспом­ним, как пи­са­ла А.О.Смир­но­ва по­сле смер­ти Го­го­ля. С.М.Со­ло­губ: «Ни­кто не зай­мёт ме­сто Го­го­ля в мо­ём серд­це, ни­ко­гда не бу­дет у ме­ня та­ко­го вер­но­го, пре­дан­но­го, на­дёж­но­го дру­га. Не го­во­ря пря­мо, он умел да­вать по­чув­ст­во­вать тем, ко­то­рых он лю­бил, их пред­на­зна­че­ние. Это про­ис­хо­ди­ло от­то­го, что он лю­бил всех…».

 

4. Спасское

Жи­вя в долг, не имея соб­ст­вен­но­го уг­ла, Го­голь при­вык об­хо­дить­ся са­мым на­сущ­ным, не ду­мая об удо­воль­ст­ви­ях, ко­то­рые по­зво­ля­ли се­бе лю­ди его зва­ния. Он от­ка­зал­ся в поль­зу ма­те­ри от сво­ей до­ли в име­нии, он по­сы­лал день­ги сё­ст­рам, раз­да­вал их кре­сть­я­нам в Ва­силь­ев­ке, по­мо­гая тем, у ко­го пал скот или по­ко­си­лась ха­та, кто не от празд­но­сти, а от бо­лез­ней или не­уро­жая впа­дал в бед­ность. Алек­сан­д­ра ста­ра­лась по­мо­гать Ни­ко­лаю Ва­силь­е­ви­чу в из­да­нии по­эмы «Мёрт­вые ду­ши». Зная ну­ж­ду Го­го­ля, не раз по­мо­га­ла фи­нан­са­ми или пред­ла­га­ла по­мощь.

Сам Го­голь не имел соб­ст­вен­но­го сель­ско­го «убе­жи­ща», име­ния или про­сто угол­ка, где мог бы спо­кой­но ра­бо­тать на ло­не при­ро­ды,  и он при­ни­мал пред­ло­же­ния сво­их дру­зей. Алек­сан­д­ра с удо­воль­ст­ви­ем, с ра­до­стью при­ни­ма­ла его у се­бя на да­че в с. Спас­ском, где для не­го был от­ве­дён от­дель­ный фли­гель.

В мае 1849 г. Го­голь от­пра­вил­ся «в мир­ную глушь» в Спас­ское.

Се­ло Го­го­лю очень по­нра­ви­лось. Всё вре­мя, ко­то­рое он там про­жил, был не­обык­но­вен­но бодр, здо­ров и до­во­лен. Пе­ред обе­дом обя­за­тель­но ку­пал­ся в Мо­ск­ва-ре­ке.

Поз­же Алек­сан­д­ра Оси­пов­на вспом­нит о днях, про­ве­дён­ных в Спас­ском:

«В эти дни Ни­ко­лай Ва­силь­е­вич бро­дил пе­ред до­мом по­сле ку­па­ния, пил во­ду с крас­ным ви­ном и са­ха­ром и ухо­дил ча­сов в 10 к се­бе. Был не­здо­ров, жа­ло­вал­ся, не раз­го­ва­ри­вал ни с людь­ми, ни с при­яте­ля­ми.

Го­голь – че­ло­век очень бла­го­чес­ти­вый, он все­гда за­нят дви­же­ни­ем сво­ей ду­хов­ной жиз­ни, изу­ча­ет гре­че­ский, что­бы в под­лин­ни­ке чи­тать древ­ние кни­ги по ис­то­рии церк­ви»

Во вре­мя от­ды­ха, в хо­ро­шем рас­по­ло­же­нии ду­ха, Го­голь пред­ло­жил Алек­сан­д­ре про­честь окон­ча­ние вто­ро­го то­ма «Мёрт­вых душ», т.к. хо­зяй­ка бы­ла в дур­ном рас­по­ло­же­нии ду­ха. Он ду­мал, что чте­ние её раз­вле­чёт от нерв­но­го рас­строй­ства. Но она от­ка­за­лась слу­шать, ей сде­ла­лось ху­же и она по­ки­ну­ла Спас­ское. Го­голь уе­хал то­же.

Да и у Ни­ко­лая Ва­силь­е­ви­ча вне­зап­ное на­строе­ние пе­ре­ме­ни­лось. В 1848-49 г.г в Мо­ск­ве он пе­ре­жил свой, мо­жет быть, пер­вый и един­ст­вен­ный ро­ман с жен­щи­ной, ко­то­рый за­кон­чил­ся не­удач­но Он пе­ре­ду­мал пе­ча­тать вто­рой том и за­не­мог. 26 ян­ва­ря не­ожи­дан­но умер­ла Ека­те­ри­на Ми­хай­лов­на Хо­мя­ко­ва, род­ная се­ст­ра по­эта Язы­ко­ва. К этой жен­щи­не Го­голь был неж­но при­вя­зан, её сы­на, на­зван­но­го Ни­ко­ла­ем, кре­стил. «Те­перь для ме­ня всё кон­че­но», – ска­зал Н.В. Хо­мя­ко­ву. Он не явил­ся на по­хо­ро­ны и за­пёр­ся до­ма.

 

5. А.О. Смир­но­ва-Рос­сет

А. Рос­сет –  это дру­гой об­раз, дру­гая судь­ба, но, всё же я их став­лю на од­ну па­рал­лель жиз­ни. Ро­ди­лась Алек­сан­д­ра Оси­пов­на в Ма­ло­рос­сии, в Одес­се. В той же Ма­ло­рос­сии и в том же 1809 го­ду, 6 мар­та. 12-ю дня­ми поз­же, ро­дил­ся Ни­ко­лай Ва­силь­е­вич Го­голь.

Дет­ст­во Алек­сан­д­ры про­хо­ди­ло в Одес­се. В 1814 го­ду уми­ра­ет отец. Мать На­де­ж­да Ива­нов­на вско­ре вы­хо­дит за­муж за ге­не­ра­ла Ива­на Кар­ло­ви­ча Ар­ноль­ди, мо­жет быть, и не без влия­ния сво­его рас­стро­ен­но­го ма­те­ри­аль­но­го по­ло­же­ния.

Алек­сан­д­ра и че­ты­ре её бра­та вос­пи­ты­ва­лись ба­буш­кой Ека­те­ри­ной Ев­се­ев­ной Ци­циа­но­вой в её име­нии Гра­мак­лея-Во­ди­но, близ Ни­ко­лае­ва. По об­стоя­тель­ст­вам мать за­ста­ви­ла ба­буш­ку от­вез­ти де­тей в Пе­тер­бург. Маль­чи­ков – в Па­же­ский кор­пус, Алек­сан­д­ру – в Ека­те­ри­нин­ский ин­сти­тут. В мар­те 1826 го­да она окон­чит его с вен­зе­лем сред­ней ве­ли­чи­ны и бу­дет фрей­ли­ной вдов­ст­вую­щей им­пе­рат­ри­цы Ма­рии Фё­до­ров­ны, сво­ей по­пе­чи­тель­ни­цы, т.к. за го­ды обу­че­ния Алек­сан­д­ра, по­те­ряв мать и ба­буш­ку, ос­та­ёт­ся си­ро­той. А че­рез два го­да, по­сле смер­ти сво­ей бла­го­де­тель­ни­цы, Алек­сан­д­ра Рос­сет на­зна­ча­ет­ся ко дво­ру суп­ру­ги Ни­ко­лая I Алек­сан­д­ры Фё­до­ров­ны, при ко­то­ром Алек­сан­д­ра бу­дет со­сто­ять дол­гие го­ды. Жизнь Алек­сан­д­ры Рос­сет не за­мы­ка­ет­ся на при­двор­ной жиз­ни. Вне дво­ра у неё об­ра­зу­ет­ся ус­той­чи­вый круг при­яте­лей.

А. Рос­сет унас­ле­до­ва­ла фран­цуз­скую жи­вость, вос­при­им­чи­вость ко все­му и ост­ро­умие, от Ло­ре­ров – изящ­ные при­выч­ки, лю­бовь к по­ряд­ку и вкус к му­зы­ке, от гру­зин­ских сво­их пред­ков – лень, пла­мен­ное во­об­ра­же­ние, глу­бо­кое ре­ли­ги­оз­ное чув­ст­во, вос­точ­ную кра­со­ту и не­при­ну­ж­дён­ность в об­ще­нии. Круг об­ще­ния сви­де­тель­ст­ву­ет о глу­би­не её ин­те­ре­сов. Она по­се­ща­ет са­лон Ка­рам­зи­на. Са­лон этот об­ще­при­знан­но счи­тал­ся од­ной из са­мых ве­ли­ко­свет­ских гос­ти­ных Пе­тер­бур­га. Но ве­се­лье са­мо по се­бе, жизнь – са­ма по се­бе. Из­ну­рён­ная фак­ти­че­ски бед­но­стью, Рос­сет вос­при­ни­ма­ет серь­ёз­ные уха­жи­ва­ния ста­ри­ка кня­зя С.Го­ли­цы­на, А.И.Ко­ше­ле­ва, Жу­ков­ско­го – не по­лу­чи­лось, но ос­та­лась с ни­ми друзь­я­ми. На ду­ше, на серд­це ос­тал­ся – «при­сы­пан­ный се­рым пе­п­лом ад ».

Е.П. Рос­топ­чи­на по­свя­ща­ет А. Рос­сет «Ве­нок пре­крас­ной да­ме»

…. Кто хо­чет серд­це ви­деть в ней,

Кто хо­чет знать всю це­ну ей,

Тот изу­чай её в стра­да­ньи,

Ко­гда ду­ша её бо­лит

И рвёт­ся в ней, и в ней го­рит,

Тос­куя в жиз­ни, как в из­гна­ньи!…

Поз­же о сво­ей судь­бе А. Рос­сет рас­ска­жет сво­ему вер­но­му по­клон­ни­ку Жу­ков­ско­му:

«Я вы­шла за­муж по же­ла­нию им­пе­рат­ри­цы. А се­бя я про­да­ва­ла за 6000  душ для брать­ев. От­но­ше­ния Ф.О.Смир­но­вой с му­жем, Ни­ко­ла­ем Ми­хай­ло­ви­чем Смир­но­вым, бы­ли со­вер­шен­но «ни­ка­кие».

Я ни­ко­гда не лю­би­ла сво­его му­жа ина­че, как дру­же­ской, но вер­ной лю­бо­вью. Он рев­нив и убил бы ме­ня или умер от го­ря, уз­нав, что по­лю­би­ла дру­го­го. Так, не луч­ше ли оди­но­че­ст­во, чем вдво­ём оди­но­че­ст­во­вать».

В 1849 го­ду Смир­но­вой бы­ло 38 лет. Мо­ло­дость её ми­ну­ла, ста­рость не на­сту­пи­ла. Она всё ещё бы­ла кра­са­ви­ца и к то­му же од­на из ум­ней­ших жен­щин Рос­сии. Как-то Бе­лин­ский на­пи­сал же­не в Пе­тер­бург о А.О. Смир­но­вой: «Она боль­шая при­ятель­ни­ца Го­го­ля… Чу­дес­ная, пре­вос­ход­ная жен­щи­на – я без ума от неё. Сна­ру­жи хо­лод­на, как лёд, но стра­ст­ное ли­цо, на ко­то­ром вид­ны сле­ды ду­шев­ных и фи­зи­че­ских стра­да­ний…»

Ко­гда же ей ис­пол­ни­лось 40 лет, Яков По­лон­ский был вос­пи­та­те­лем сы­на Алек­сан­д­ры Оси­пов­ны Смир­но­вой. Он ос­та­вил не­ли­це­при­ят­ные вос­по­ми­на­ния о ней:

«Су­хое, блед­ное ли­цо её, чёр­ные стро­гие гла­за и пра­виль­ный тон­кий про­филь. Ка­за­лась она боль­ной, нерв­ной, бес­пре­стан­но со­би­раю­щей­ся уме­реть, и чем-то глу­бо­ко раз­оча­ро­ван­ной, уд­ру­чён­ной жен­щи­ной… Я не раз удив­лял­ся ей, в осо­бен­но­сти её ко­лос­саль­ной па­мя­ти, вы­учить­ся по-гре­че­ски ей ни­че­го не стои­ло. Я ува­жал её за ум, но, по прав­де ска­зать, не очень лю­бил её…». По­лон­ско­му с тру­дом ве­ри­лось, что эта раз­дра­жи­тель­ная и нерв­ная жен­щи­на, с её ко­лю­чим ха­рак­те­ром и пре­уве­ли­чен­ной ре­ли­ги­оз­но­стью бы­ла не так дав­но идеа­лом, ку­ми­ром и при­вле­ка­тель­ным дру­гом луч­ших лю­дей сво­его вре­ме­ни, как Жу­ков­ский, Пуш­кин и Вя­зем­ский, Хо­мя­ков, а позд­нее с Лер­мон­то­вым, сбли­зи­лась на поч­ве му­зы­каль­ных при­стра­стий с Вла­ди­ми­ром Одо­ев­ским. Из этих луч­ших лю­дей наи­бо­лее ду­хов­но и дру­же­ски близ­ким ей был Ни­ко­лай Ва­силь­е­вич Го­голь, её зем­ляк и ро­вес­ник.

Де­ти Алек­сан­д­ры Оси­пов­ны под­рос­ли: стар­шая-Оль­га-фрей­ли­на, сем­на­дца­ти­лет­няя Со­фья об­ру­че­на с мо­ло­дым кня­зем Ан­д­ре­ем Тру­бец­ким. Жизнь про­дол­жа­ет­ся, не­смот­ря на пе­рио­ди­че­ские при­сту­пы хан­д­ры.

1860 го­да.  Го­ро­да, го­ро­да…ко­то­рые она по­се­ща­ла, Алек­сан­д­ре Оси­пов­не бы­ст­ро на­дое­да­ли, и она воз­вра­ща­лась в Пе­тер­бург, Ка­лу­гу. Про Ка­лу­гу она пи­са­ла Рос­топ­чи­ной, что в го­ро­де тру­дят­ся до по­ту ли­ца, в ко­то­ром 35 тысяч жи­те­лей и 175 че­ло­век из­бран­но­го об­ще­ст­ва, и всё-та­ки это-пус­ты­ня, в ко­то­рой про­из­ра­ста­ют кое-где эк­зо­ти­че­ские рас­те­ния, все вя­ну­щие за не­дос­тат­ком солн­ца и воз­ду­ха». Но Смир­но­вой судь­ба – по­ко­рять ве­ли­ких ми­ра се­го. Она в на­ча­ле 1860 го­дов уез­жа­ет в Ве­ли­ко­бри­та­нию. За­тем в дру­гие го­ро­да и дру­гие стра­ны, а в Рос­сии на­сту­пи­ли иные вре­ме­на, вы­рос­ли но­вые по­ко­ле­ния, сре­ди ко­то­рых Алек­сан­д­ра Оси­пов­на чув­ст­во­ва­ла се­бя всё бо­лее чу­жой. Её вре­мя ми­ну­ло, и, по­ни­мая это, она ста­ра­лась, как мож­но мень­ше быть на ро­ди­не. Кон­стан­ти­но­поль, Же­не­ва, и сно­ва – Мо­ск­ва. Де­неж­ные де­ла в пол­ном рас­строй­стве, 6 мар­та 1870 го­да уми­ра­ет муж. Жизнь про­те­ка­ет меж паль­цев, но имен­но в этот пе­ри­од А.Смир­но­ва, на­ко­нец, об­ра­ща­ет­ся к ли­те­ра­тур­ным за­ня­ти­ям – на­чи­на­ет пи­сать ме­муа­ры. Луч­шие её го­ды – без­за­бот­ная мо­ло­дость, муд­рая зре­лость – пе­ред её мыс­лен­ным взо­ром.

Алек­сан­д­ра Оси­пов­на умер­ла в Па­ри­же 7 ию­ня 1882 го­да

 

6. Оди­но­че­ст­во

Оди­но­че­ст­во не­пред­ска­зуе­мый враг боль­но­му соз­на­нию, что ты один и, что нет то­го, кто бы мог те­бе по­мочь, вый­ти из за­кол­до­ван­но­го кру­га. Оди­но­че­ст­во у ка­ж­до­го своё, своё ощу­ще­ние не­по­ни­ма­ния те­бя друзь­я­ми в по­ступ­ках, де­лах не­ес­те­ст­вен­ных в об­ще­ст­ве. И в сво­ём за­блу­ж­де­нии на­хо­дишь при­чи­ну для оп­рав­да­ния сво­его по­ло­же­ния. И с эти­ми мыс­ля­ми идёшь ко дну. Дру­гой же ин­ди­ви­ду­ум пы­та­ет­ся най­ти, спа­сти свою ду­шу, вы­брать­ся из бо­ло­та, за­са­сы­ваю­щее те­бя с не­обы­чай­ной бы­ст­ро­той.

Н.В.Го­голь и А.О. Смир­но­ва-Рос­сет – хо­чет­ся так по­ды­то­жить – это два оди­но­ких че­ло­ве­ка. Ка­ж­дый в оди­но­че­ст­ве оди­нок по-сво­ему:

Один ухо­дит все­це­ло в ли­те­ра­ту­ру, в свои при­ду­ман­ные об­ра­зы. Его ге­рои – от­ду­ши­на для ду­ши. Он жи­вёт ими.

Дру­гой сво­им умом, ост­ро­уми­ем, жен­ской муд­ро­стью стремился быть хо­ро­шим со­бе­сед­ни­ком в об­ще­ст­ве

А.Смир­но­ва-Рос­сет пе­ре­жи­ла всех сво­их по­клон­ни­ков, но не­удов­ле­тво­рён­ная её ду­ша ос­та­ва­лась оди­но­кой до кон­ца дней сво­их.

В си­лу сво­его лич­но­го зна­ком­ст­ва с ве­ли­ки­ми людь­ми, она бе­рёт­ся за на­пи­са­ния вос­по­ми­на­ний, что­бы скра­сить своё оди­но­че­ст­во, что­бы вновь очу­тить­ся в ми­ре оча­ро­ва­тель­ных грёз.

Впер­вые в ли­те­ра­ту­ре от­крыл те­му «оди­но­че­ст­во» Пуб­лий Ови­дий На­зон рим­ский по­эт 4 ве­ка до н.э. Культ оди­но­че­ст­ва для не­го – сред­ст­во са­мо­со­хра­не­ния – пи­сать: при­ми­рить­ся с из­гна­ни­ем – зна­чит от­речь­ся от всей ты­ся­че­лет­ней куль­ту­ры, в ко­то­рой – весь смысл его жиз­ни и вер­ши­ны ко­то­рой – его Рим и в нём до­б­рая лю­бовь, кра­си­вая по­эзия и осе­няю­щая власть Ав­гу­ста-пра­ви­те­ля.

Что-то по­хо­жее де­ла­ет и Н.Го­голь в сво­ём оди­но­че­ст­ве.

От­ку­да оно воз­ни­ка­ет это оди­но­че­ст­во, мож­но про­сле­дить, за­гля­нуть в его био­гра­фию.

«Оди­но­че­ст­во Ни­ко­лая Ва­силь­е­ви­ча – его час­тое пре­бы­ва­ние на­еди­не с со­бой (осо­бен­но по­сле смер­ти от­ца) вы­ко­ва­ло в нём во­лю и ха­рак­тер. Го­голь ра­но нау­чил­ся рас­счи­ты­вать на се­бя. Он не был из­го­ем в клас­се, но у не­го бы­ли все ос­но­ва­ния счи­тать се­бя бой­цом-оди­ноч­кой. Та­ясь, он имел пра­во на тай­ну. Не от­кры­ва­ясь весь то­ва­ри­щам, он де­лал это не из стра­ха – это бы­ла са­мо­за­щи­та та­лан­та, так по­ды­то­жил ис­то­рик П.Е Щег­лов.

В ав­гу­сте 1821 го­ду Ни­ко­ла­шу при­вез­ли в г. Не­жин, что­бы на­чать за­ня­тия во вто­ром клас­се гим­на­зии выс­ших на­ук кня­зя А.А.Без­бо­род­ко.

По­яв­ле­ние маль­чи­ка в гим­на­зии за­пом­ни­лось од­но­каш­ни­кам как ко­ми­че­ское зре­ли­ще. Но­ви­чок был уку­тан в шу­бы, свит­ки и одея­ла, их дол­го раз­вя­зы­ва­ли, и ко­гда, на­ко­нец, раз­вя­за­ли, то гла­зам при­сут­ст­вую­щих пред­стал не­взрач­ный маль­чик с длин­ным но­сом, пуг­ли­во ози­раю­щий­ся по сто­ро­нам. Из его ушей тор­ча­ла ва­та. Он сра­зу за­бил­ся на по­след­нюю пар­ту и про­си­дел там не­сколь­ко лет, ни с кем не всту­пая в близ­кие от­но­ше­ния, ни­ко­му не по­ве­ряя сво­их сер­деч­ных тайн.

(Вот те­перь по­ду­май­те, ка­ко­во бы­ло это­му ре­бён­ку, что­бы най­ти в этой си­туа­ции то­ва­ри­ща, дру­га, что­бы по­де­лить­ся свои­ми го­ре­стя­ми – примечания ав­тора).

Един­ст­вен­ным со­бе­сед­ни­ком в ча­сы оди­но­че­ст­ва был са­дов­ник Ер­мил, в ча­сы, ко­гда он убе­гал в сад, чтоб ско­ро­тать вре­мя, от­си­деть­ся вда­ли от скуч­ных клас­сов или пе­ре­жить на­смеш­ки то­ва­ри­щей, их не­при­язнь. Здесь он ри­со­вал при­слан­ны­ми ему из до­му крас­ка­ми. То бы­ли де­ре­вья, вид на пруд, ко­пии узо­ров са­до­вых ска­ме­ек. Го­голь веч­но про­па­дал где-ни­будь – то у му­жи­ков, то на рын­ке, где слу­шал, что го­во­рят, и за­пи­сы­вал в имев­шую­ся при нём все­гда кни­жеч­ку. И поз­же всё, что он за­пи­сы­вал, по­шло в де­ло.

Здесь и вспом­нить не грех, ко­гда А.И.Ку­прин го­во­рит о ли­те­ра­ту­ре и ка­ко­му на­до быть пи­са­те­лю: «… пи­са­тель дол­жен изу­чать жизнь, не от­во­ра­чи­ва­ясь ни от че­го … Сквер­но ли пах­нет, гряз­но ли – иди, на­блю­дай… не при­ста­нет, а жи­вых до­ку­мен­тов, за­то, не ог­ре­бёшь ло­па­той».

Од­на­ж­ды Смир­но­ва со­об­щи­ла Го­го­лю рус­скую по­сло­ви­цу (не очень при­лич­ную), от ко­то­рой он при­шёл в вос­торг и ска­зал: «За эту по­сло­ви­цу спа­си­бо, я её та­ки вло­жу где-ни­будь, во вто­ром то­ме « Мёрт­вых душ ».

Мо­жет быть, и ис­поль­зо­вал, нам те­перь и не уз­нать.

Ко­гда ещё в Па­ри­же (1837 г.) Ни­ко­лай Ва­силь­е­вич ус­лы­шал о смер­ти Пуш­ки­на, он по­нял, что ос­тал­ся один. До это­го он был не оди­нок. Без Пуш­ки­на Го­голь не мог пред­ста­вить сво­ей по­эти­че­ской жиз­ни. Смерть Пуш­ки­на ста­ла то­же при­чи­ной ду­шев­но­го пе­ре­ло­ма, ко­то­рый про­изо­шёл в Го­го­ле и при­вёл его от со­стоя­ния ве­се­лья и брыз­жу­щих сил мо­ло­до­сти к пе­ча­ли и за­дум­чи­вой улыб­ке зре­лых лет. Он ос­тал­ся на­еди­не с мыс­ля­ми, с про­ти­во­ре­чия­ми о не­удав­шей­ся кни­ге. То­гда Го­голь об­ра­ща­ет­ся за спа­се­ни­ем сво­его соз­на­ния к на­пи­са­нию кни­ги-ис­по­ве­ди «Вы­бран­ные мес­та из пе­ре­пис­ки с друзь­я­ми». Кни­га Го­го­ля бы­ла «па­де­нием», как на­звал её Бе­лин­ский, на­звав ав­то­ра «про­по­вед­ни­ком кну­та» мо­нар­хи­ста и «апо­сто­лом не­ве­же­ст­ва». Ес­те­ст­вен­ная ре­ак­ция дру­зей, чи­та­те­лей, по­чи­та­те­лей Ни­ко­лая Ва­силь­е­ви­ча, его за­по­доз­рить в дву­ли­чии. Эти про­ти­во­ре­чи­вые чув­ст­ва и на­во­ди­ли мыс­ли о боль­ном во­об­ра­же­нии пи­са­те­ля. Оба, Го­голь и Смир­но­ва-Рос­сет, бы­ли глу­бо­ко­ве­рую­щи­ми.  И, да­же судь­ба на­де­ли­ла их ду­шев­ны­ми рас­строй­ства­ми, мож­но ска­зать оди­на­ко­вы­ми, что ска­зы­ва­лось на их на­строе­нии.  В тя­жё­лые для ду­ши дни они под­дер­жи­ва­ли мо­раль­но друг дру­га, по­то­му что не мог­ли най­ти се­бе еди­но­мыш­лен­ни­ков для по­ни­ма­ния сво­их по­ня­тий.

А.О. Смир­но­ва пи­са­ла, что с Ни­ко­ла­ем Ва­силь­е­ви­чем их сдру­жи­ло обо­юд­ное оди­но­че­ст­во в све­те и соз­на­ние, что спо­соб­но­сти вы­ше то­го слоя, где они ро­ди­лись. И лишь их от­но­ше­ния, друж­ба бы­ли в долж­ном по­ни­ма­нии и со­гла­сии.Че­ло­век, что в Зо­ло­том, что в Се­реб­ря­ном, что в 21 ве­ке, ос­та­ёт­ся с та­ким же слож­ным ха­рак­те­ром, с мыс­ля­ми, при­су­щие толь­ко ему, не най­дя се­бя сре­ди сво­их; не най­дя по­ни­ма­ния ду­ши – он ос­та­ёт­ся в оди­но­че­ст­ве.

Ови­дий На­зон писал: «В оди­но­че­ст­ве че­ло­век не мо­жет быть оди­но­ким, а оди­но­кий – че­ло­век ин­ди­ви­ду­ум».

 

ОТ АВ­ТО­РА

Лис­тая «Ле­то­пись» о лю­дях по ду­ху близ­ких,  и чуть-чуть при­бли­зив­шись к их жиз­ни, пусть да­же, что это Зо­ло­той век, я вос­при­ни­маю их жизнь и тво­ре­ние за бла­го­дать.

А, по­том, не за­будь­те, Н.В. Го­голь ведь про­ез­жал ми­мо мо­их мест мое­го дет­ст­ва, ко­то­рые ос­та­ют­ся в па­мя­ти на всю жизнь, а это ведь не ма­ло, что­бы знать – «чей ты ро­дом, от­ку­да ты».

И Го­голь и Рос­сет всю свою жизнь вспо­ми­на­ли свои род­ные края.

В её «Вос­по­ми­на­ни­ях» чи­та­ем: «… с Ни­ко­ла­ем Ва­силь­е­ви­чем час­тень­ко за­во­ди­ла речь о вы­со­ком ка­мы­ше и бурь­я­не, о бе­лых жу­рав­лях на крас­ных лап­ках, ко­то­рые по ве­че­рам при­ле­та­ют на кров­лю зна­ко­мых хат, о га­луш­ках и ва­ре­ни­ках, о се­рень­ком дым­ке, ко­то­рый лег­ко стру­ит­ся и вы­хо­дит из труб ка­ж­дой ха­ты. И од­на­ж­ды он сам опи­сал ма­ло­рос­сий­ский ве­чер, ко­гда солн­це са­дит­ся, та­бу­ны го­нят с по­ля и от­ста­лые ло­ша­ди не­сут­ся, под­ни­мая пыль ко­пы­та­ми, а за ни­ми с на­гай­ка­ми в ру­ках по­жи­лой хо­хол с чу­пром; он опи­сы­вал это жи­во, с лю­бо­вью, хо­тя пре­ры­ви­сто и в ко­рот­ких сло­вах».

Вот он та­кой – Че­ло­век, го­мо­са­пи­енс – Че­ло­век ра­зум­ный!

Лис­тая Ле­то­пись. Н.В.Го­голь

Лас­кал огонь стра­ни­цы кни­ги

Вто­ро­го то­ма «Мёрт­вых душ».

Съе­дал огонь и все ин­три­ги,

И все во­про­сы мрач­ных дум.

 

Так че­ло­век гу­бил не­щад­но

Се­бя и мо­ло­дость свою.

В мо­лит­вах к Бо­гу об­ра­щал­ся,

В мо­лит­вах был он, как в раю.

 

«Мне хо­ро­шо!» – твер­дил од­но он,

«Мне хо­ро­шо! Пусть так сей­час».

И…тем­но­та, за­кры­лось око

Ог­ня и душ, что он не спас.

 

Он всё ре­шил, он всё уст­ро­ил,

Вмиг спра­вил­ся с судь­бой.

Чтоб боль­ше бес не бес­по­ко­ил,

От­пра­вил ду­шу на по­кой…

02.2012

 

Фо­то Н.В. Го­го­ля с порт­ре­та худ. Ф.Мол­ле­ра, Рим, 1841г.

Фо­то А.О. Смир­но­вой-Рос­сет с порт­ре­та худ. П.Ф.Со­ко­ло­ва

Ли­те­ра­ту­ра:

Мо­с­ков­ский Ле­то­пи­сец, М.А.Дмит­ри­ев «Мо­с­ков­ские эле­гии», И.Зо­ло­тус­ский «Го­голь в Ди­кань­ке»,

А.О.Смир­но­ва-Рос­сет «Вос­по­ми­на­ния, пись­ма», В.На­бо­ков «Лек­ции по рус­ской ли­те­ра­ту­ре».