Ангелина Сбежнева

О себе:

Люблю природу, детей и творчески работающих людей. Сочиняю, рисую, пишу для ребя­тишек стихи и сказки на темы: «Сказки – природы подсказки», «Быль и сказка садового участ­ка», «Звёзды» (о тех, что в ноч­ном небе) и небольшие истории из жизни учащихся и учителей. С творческими людьми сотруд­ничаю на страницах альманаха «Сияние лиры», в детских и дру­гих сборниках ЛИТО «Строги­но».

 

 

 

ЧП ШКОЛЬНОГО МАСШТАБА

(исправлено и дополнено)

 

I

 

Звонок взорвал тишину в просторных рекреациях школы, приглушённо оповестил об окончании урока в учебных кабинетах. В 7«Г» классе ещё не успели погаснуть звуковые колебания от согласного «н» в произнесённой учительницей фразе «урок окончен», как ученик Валентин Харьков стремглав ринулся к двери. Учительница предостерегающе схватила его за руку: «Не ушибись на такой скорости!»

С недовольной миной на лице Валёк, так его звали ребята, удерживаемый твёрдой рукой, с трудом поменял свою кинетическую энергию на потенциальную. Взметнувшаяся его рыжая шевелюра опала и даже чуть погасла. На его физиономию наплыло ложное послушание. Рука учительницы ослабла. Почувствовав свободу, парнишка, застенчиво улыбнувшись, почти крадучись, направился к двери. Время устраивать каверзы и обижать прилежных и старательных учащихся, особенно из младших классов, для него не было потеряно. В этих делах он проявлял изумительные способности и изобретательность, но только не на уроках при ответах на вопросы, в решении примеров и задач.

Учась ещё во втором классе, он не пропускал ни одного первоклассника, чтобы не учинить какую-нибудь пакость. Любил ударить сильно по спине, выбить из рук портфель или ранец, девочек дёргать за косы, поставить подножку, толкнуть, крутануть так, что невозможно было удержаться на ногах. Причинял малышам разные серьёзные неприятности.

В тот год после окончания уроков первоклассники гурьбой вышли из школы и увидели впереди идущего в одиночестве Валька. Не сговариваясь, но готовые разнести забияку в клочья, все вместе ринулись на него…. Когда разбежались по домам, Валёк сидел на земле и, хныкая, размазывал по лицу не только слёзы, но и кровь из носа. Вокруг валялись его фуражка, портфель, тетради, книги, прочие школьные принадлежности, а также пугач и рогатка. Один сердобольный первоклассник, Витя Буров, собрал разбросанные вещи в его портфель и подал ему фуражку. Вместо благодарности Валёк его обругал. Ему-то, жалостливому мальчику, больше всех досталось от старших братьев Валентина, когда он на следующий день возвращался из школы. Они, глумясь над ним, толкали его друг к другу. От сильного пинка мальчик оказался в кустах придорожных акаций, перелез на другую сторону посадок и под свист обидчиков припустил бегом домой. Других нападавших Валёк не запомнил. Братья его тогда учились в старших классах, терроризировали школу. Учителя облегчённо вздохнули после их ухода: один устроился на работу, другой поступил в профтехучилище.

Валентин после расправы первоклассников над ним ещё больше стал обижать малышей. Учась уже в седьмом классе, он, не задумываясь, придирался ко всем, особенно к тем, кто слабее его. Чувствуя, что братья за него всегда заступятся, не боялся поглумиться и над своими ровесниками, и над старшими ребятами.

В этот раз у двери он вежливо пропустил вперёд Олега, хорошего ученика из их класса. Как только они скрылись от взора учительницы за дверью, Валёк со всей силой толкнул его в спину так, что Олег, сшибая с ног всех на своём пути, врезался в противоположную стену. От возмущения хотел направить сжатый кулак обидчику между глаз, но воздержался, лишь потряс им ему вслед. Олег понимал, что не успеет после уроков дойти до своего дома, как будет избит старшими братьями Валька. В городке они держали почти всех ребят в страхе. Валёк, не обратив никакого внимания на возмущение Олега, пошёл раздаривать налево и направо кому толчки, кому подзатыльники и неожиданные щелчки по голове.

В пятом классе ему нравилось отпрашиваться с урока по нужде. Оказавшись в одиночестве в коридорах, с удовольствием разрисовывал рожицами классные стенгазеты, вывешенные на длинных стендах. Особенно доставалось победившим в конкурсе газетам. Как-то посетила его «блестящая мысль» – подпереть куском кирпича дверь соседнего кабинета. Отпросившись в туалет, осуществил свой «гениальный» замысел. Вернувшись в свой класс, с удовольствием слушал, как после звонка на перемену в соседнем классе отчаянно барабанили в запертую дверь.

Родителей Валентина Харькова не раз вызывали в школу. Приходила мать. Его отец, Иван Валентинович, заводской рабочий, будучи часто под винными парами, в школу не являлся. Мать боялась, что он, вспылив, может прибить или покалечить за плохое поведение сына. Сам же на работе отличался странными поступками. Мог тайком ради шутки не только у сотрудников, но и у любого из начальников стащить какую-нибудь необходимую вещь, например, связку ключей, бумажник, очки и возвратить как найдённые за вознаграждение. Получив выкуп деньгами, покупал водку, имеющие доступ к «казённому» спирту чаще всего им расплачивались. Харьков-отец, угощая «горючим напитком» дружков, бахвалился, за счёт кого и за чьё здоровье пьют.

Если заметит в укромном помещении компанию за выпивкой после рабочего дня, не станет напрашиваться, а припрёт основательно снаружи дверь каморки. Дождавшись призыва своих приятелей к освобождению, притворяясь, что проходил мимо случайно, открывал дверь за выкуп в виде стаканчика водки, укоряя, почему о нём забыли и не пригласили. Если они, не подумав о ближнем, оставили пустую бутылку, то требовал выложиться деньгами на пол-литровочку.

Однако Харьков-отец после случая на городском стадионе значительно умерил свои желания устраивать шуточные козни. Для себя сделал серьёзный вывод, что не все считают его поступки безобидными. За некоторые из них он может серьёзно поплатиться. На стадионе перед началом игры заводской и фабричной футбольных команд, как обычно, было шумно. Болельщики говорили, спорили о местных командах и игроках, прогнозировали победы, но более активно обсуждали проигрыш «Спартака» киевскому «Динамо» в недавно состоявшейся игре этих знаменитых команд в Москве… Харьков, болея за футбольную команду своего завода, находясь под хмельком, горел нетерпением испортить настроение фабричным работникам, зная, что они ярые болельщики «Спартака». Он назойливо возникал перед группками спартаковских болельщиков, ехидно заявляя: «Третий гол в ворота «Спартака» забил Василь Турянчик!» – очень обидные для спартаковцев слова (Василь Турянчик – защитник киевского «Динамо»). Поднадоев им, Харьков не успел даже возмутиться, как был схвачен четырьмя фабричными болельщиками за ноги и за руки. Они, основательно размахнув его, перекинули за бетонный забор, окружающий стадион. Несчастный шутник от страха в полёте плотно сомкнул веки и спиной удачно приземлился с другой стороны забора в густые заросли лопухов и крапивы. Открыв глаза, понял – жив, только показалось, что небо рассыпалось звёздами. Перед его глазами маячили голубые цветы цикория. Иван Валентинович понял, что легко отделался незначительным ушибом и царапинами, могло быть и хуже. Со злыми шутками надо кончать. Было обидно до слёз, что люди не понимают его шуток, без таких, как он, жизнь была бы скучной.

Младшенький Харьков в изобретательстве «школьных шуточек» яблочком от яблони далеко не упал, но последствий от них не осознавал и выводов для себя не делал. Своим отрицательным поведением Валентин влиял на других неустойчивых ребят. Вызываемая в школу мать Валентина Харькова всегда была вооружена отцовским ремнём или шнуром от электрического утюга. Слушая в учительской о проказах понуро стоящего сына и грозно глядя на него, она, не сдерживаясь, пускала в ход прихваченные с собой «средства домашнего воспитания». Зная, что может последовать серьёзная экзекуция, Валентин, будучи начеку, шустро увёртывался, ускользал из рук матери и быстро скрывался за дверью учительской. Мама его, Наталья Егоровна, была крупная женщина, иной раз ремень успевал опуститься ему на плечи. С криком «Ой, ма!» вылетал пулей, чтобы спрятаться где-нибудь в укромном школьном уголке или под лестничной клеткой. Умение Валька увильнуть от наказания некоторых ребят восхищало. В то же время, проявляя величайшее терпение, педагоги искали способы, чтобы привести поведение ученика в порядок и привить желание хорошо учиться.

 

II

В том же пятом классе произошёл серьёзный инцидент. Валентин Харьков и Михаил Зайцев были дежурными. Оставшись в учебном кабинете на большой перемене, изобретательный Валёк в открытое для проветривания класса окно швырнул чернильницу (в то время ещё писали перьевыми ручками). Он метко попал в один из кирпичных столбов, на которых крепилась металлическая калитка в школьный двор, недавно выкрашенных белой краской.

Чернильницы были собраны в ящик, наполнены чернилами (предстояла контрольная работа), их надо было к уроку расставить в углубления на партах. Валёк похвастался своим достижением в меткости с упрёком: «Ты, Мишка, так не сможешь». Быстро предложил устроить соревнование в меткости попадания чернильницами в белоснежные столбы – по одному броску, но увлеклись…. Вскоре столбы стали фиолетовыми с белыми проплешинами, а вокруг разлилось море чернил с осколками разбитых чернильниц.

Срывом контрольной работы, разукрашенными столбами Харьков и Зайцев привели весь педагогический состав в ужас. Валёк оправдывался перед учителями тем, что он легонько метал чернильницы в столбы, от которых они целёхонькими отскакивали, а Мишка, мазила, со всей силы дробил их обо что попало. По «достигнутым результатам» срочно были вызваны родители горе-спортсменов.

Мать Валентина прямо с работы, в рабочем халате, быстро появилась в школе перед окончательно возмущённым директором, завучем и учителями. Дело происходило в кабинете директора, где, опустив головы и глядя исподлобья, стояли угрюмые «герои дня». Харькова потребовала рассказать, в чём вина её мучителя. Не дослушав до конца обвинительные речи, она мгновенно накрыла своего успевшего только присесть проказника полами халата и обрушила на него втёмную град увесистых тумаков. Несколько секунд Валентин мужественно терпел материнские удары, но вскоре из-под халата послышались всхлипы, превратившиеся в громкий рёв. Миша Зайцев, понуро стоявший рядом с матерью Анастасией Ивановной в красивой шали с длинными кистями на плечах, тихо заплакал, затем, закрыв лицо руками, откровенно разрыдался.

В создавшейся ситуации директор и учителя стали урезонивать и успокаивать разбушевавшуюся мамашу, стараясь защитить её ребёнка. Воспользовавшись моментом, Валентин выскользнул из-под халата, мгновенно спрятался за спину директора и нырнул под его стол. Выскочить за дверь директорского кабинета не было никакой возможности. Там стоял незаметно вошедший отец Валентина, Харьков Иван Валентинович. На вопрос, произнесённый осипшим от алкогольных возлияний голосом: «Что набедокурил мой сорванец?», директор выдворил из-под стола Валентина и потребовал честно самому обо всём рассказать. Харьков младший сбивчиво что-то мямлил. Тамара Павловна, классный руководитель 5 «Г», помогала ему наводящими вопросами ввести отца в курс дела. Выслушав сумбурную информацию о «подвигах» сына, Иван Валентинович прохрипел: «Пустяки, всё будет в ажуре, я сам прослежу за их работой, столбики станут белее свежевыпавшего снега». От его голоса Анастасия Ивановна Зайцева в страхе прижала к себе сына, прикрыв его концами шали. Наталья Егоровна сидела на стуле и судорожно глотала воду из поданного ей стакана. Непрошеные слёзы катились по её лицу. Валёк, ещё в чём-то оправдываясь, лепетал, что он чернильницы не разбивал, это Мишка, но его уже никто не слушал.

Директор знал Михаила Зайцева с пелёнок. Они жили в одном доме на третьем этаже. Двери их квартир были напротив. Миша был мальчик подвижный, любопытный, фантазёр в играх, учился хорошо, но очень доверчивыи и мог принять участие в непозволительных забавах. Отец его не наказывал, предпочитал с ним проводить строгие беседы, использовал другие методы влияния на сына. В свою защиту Миша мог отговариваться, и с возрастом его отговорки становились изощрённее. Как-то посетовал на свою злую судьбу. Отец ответил: « В своей судьбе сам виноват, – и добавил, – посеешь поступок – пожнёшь привычку, посеешь привычку – пожнёшь характер, посеешь характер – пожнёшь судьбу», злую или добрую, от тебя зависит». Мать Миши его отговорки не воспринимала. От матери ремешком ему иногда доставалось.

Ещё дошкольником, побывав с мамой в цирке, увидел, как артист, проявляя чудеса равновесия, носил на голове целые нагромождения хрупких стеклянных предметов. Ни бутылки, ни графины, ни бокалы не падали. Миша дома стал репетировать подобный номер и водрузил на голову хрустальную вазу. Любимая мамина ваза упала и вдребезги разбилась. Мать – за ремень. Миша выскочил в коридор с криком: «Люди добрые, спасите, помогите!» Кто же добрее учителей? Директор школы, Степан Матвеевич, тогда преподаватель физики, его жена, Вера Петровна, учительница русского языка и литературы, впустили его. Выслушали, почему и от кого его надо спасать. Учителя сокрушённо сочувствовали бедной матери: «Ай, ай, ай, как же он мог так горько обидеть маму – лишить её любимой вазы. Надо думать, что тренироваться следовало бы с небьющимся предметом». Они предложили мальчику стоящую у них на книжной полке индийскую вазу из металла, украшенную тонкой узорчатой резьбой. Миша отказался, сказав, что у них такая же ваза есть. Посоветовали, прежде чем ею пользоваться, спросить у мамы разрешение. У соседей Миша долго не задержался, его мама, поостыв от возмущения, извиняясь, забрала его домой.

Был случай, когда Анастасия Ивановна действительно в сердцах сильно за непослушание отхлестала сына отцовским ремнём, да так, что остались красные следы на теле. Заметив это, мать со слезами стала сына обнимать, извиняться за причинённую боль и окончательно разрыдалась. Миша стал её успокаивать, говорил, что это он сам обо что-то ударился. В дальнейшем, если хваталась за ремень, то лишь для того, чтобы попугать. Наедине с нею муж строго просил для наказания и устрашения его ремень не трогать!

Теперь, понуро стоя перед учителями и родителями, несчастные метатели чернильниц неуклюже и неубедительно просили прощения за их необдуманные поступки. Отец Валентина при жалком виде сына с отвращением морщился, потеряв терпение, влепил ему подзатыльник. Лицо Валька плаксиво скривилось, но тотчас приняло надлежащий вид, иначе он получил бы от отца увесистую оплеуху. Учителя просили ни дома, ни тем более в школе физическую расправу над проказниками не учинять, а спокойно решить создавшуюся проблему.

Чтобы столбы стали белее снега, в первый день после уроков Валентин и Михаил под строгим контролем Ивана Валентиновича Харькова чистили столбы; на второй день – мыли; на третий – белили. Ребята, проходя мимо, старались скрыть ехидные улыбочки. В школе всех предупредили: работающих метателей чернильниц не задирать. От отца Харькова что угодно можно ожидать, например, оказаться побелёнными вместо столбов. В этом он сам бы проявил инициативу, приняв любое замечание за насмешку и оскорбление трудового человека.

 

III

 

Утихла нашумевшая история со столбами, но поведение Валентина нисколько не изменилось. Ничто не могло пресечь его желания проказничать и выводить из себя и учащихся, и учителей. Он отсидел два года в пятом классе. Если будет засиживаться в каждом классе по несколько лет, ох, долго же с ним придётся мучиться. Из шестого в седьмой еле перетянули с летними заданиями. Казалось, должен был стать серьёзнее, но не тут-то было.

Однажды принёс он в школу спринцовку. На уроках тайком, а на переменах откровенно стал донимать всех учащихся струями воды: кому неожиданно сзади за ворот нальёт, кого сверху донизу по спине струёй полоснёт. Дело дошло до чрезвычайного происшествия. В нём оказался замешан Валерий Соболев, скромный и серьёзный учащийся, выпускник текущего учебного года, отличник с первого класса и претендент на золотую медаль. В школе его очень уважали.

В середине октября ещё стояла погожая осенняя погода. Соболев и другие ребята, увлекающиеся спортом, большую перемену обычно проводили на открытой спортивной площадке. Валера сильно запачкал руки, поэтому в конце перемены задержался у раковины в школьном туалете. В это время, запыхавшись, в туалет влетел Валентин Харьков. Наполнив водой спринцовку, он задержался у выхода из туалета. Озорной бесёнок, сидящий в нём, не позволил спокойно уйти и не впрыснуть воды за ворот всеми уважаемому парню. Он подкрался к Валерию сзади и, когда тот нагнулся над раковиной, чтобы освежить лицо, Валёк, ехидно улыбаясь, впрыснул за ворот Валерию воды. Валерий, не оборачиваясь, строго предупредил:

– Ты что, негодник, вытворяешь, чтобы этого больше не было!

– А что ты мне сделаешь?

– За непослушание бывает и наказание.

Вместо ответа тугая струя сзади снова впилась в шею, вода потекла по спине.

– Прекрати!

Скорее, чтобы отмахнуться, как от назойливой мухи, Валерий, не глядя, из-за спины сделал выпад рукой, чтобы оттолкнуть сзади находящегося Валентина, не видя и не думая, что попадёт в него. Тот, падая, уже успел снова пустить струю воды и обрызгал пол и стену почти до потолка. Когда Валерий повернулся к нему, Валёк, распластавшись, лежал на полу без сознания, в нокауте.

В туалете спешно заканчивал приводить себя в порядок одноклассник Валентина Витя Буров (он в учёбе догнал его в пятом классе). Увидев, как Валёк позорно шлёпнулся на пол, Витя стремглав выбежал за дверь. Свидетелем произошедшего случая также оказался сантехник Василий Спиридонович, приступивший в конце большой перемены к ликвидации бумажных засоров в раковинах и в других местах. Бывало, сердясь на курящих ребят, не раз угрожал им прокачкой (самодельным вантузом внушительных размеров). Жаловался директору, что еле сдерживается от желания «воспитывать» заядлых куряк этой прокачкой кого вдоль, кого поперёк хребта. Директор молил использовать её только по назначению и ни в коем случае не применять в воспитательных целях.

Василий Спиридонович, сокрушённо покачав головой, помог Валерию поднять с пола очнувшегося Харькова. Вдвоём, взяв его под руки, молча привели в медицинскую комнату, посадили на кушетку. За столом сидела медсестра. Соболев сказал ей, что ударил этого шалуна, а он сознание потерял, попросил оказать ему помощь. Сантехник, виновато на всех поглядывая, вышел. Медсестра, взяв нашатырный спирт, окончательно привела Харькова в чувство. Не спрашивая ни о чём Валерия, сказала, что надо идти к директору и вызвать скорую помощь. Валерий хотел пойти с ней, но она посоветовала ему остаться. С сожалением посмотрела на Соболева и с укором, покачав головой, сказала: «Ты, друг мой, сделал своё дело, лишь бы всё обошлось без тяжёлых последствий». Очнувшийся Валентин зло и невнятно забормотал, что Валерке это даром не пройдёт, но медсестра шикнула на него: «Доигрался, голубчик, сиди и молчи, в твоём состоянии говорить вредно». Сама отправилась в кабинет директора. Его на месте не оказалось. По телефону вызвала скорую помощь. Когда пришла неотложка, с Валентином уехала в травматологическое отделение поликлиники.

Весть о том, что Харькову здорово досталось по физиономии, мигом облетела школу. Все ребята были в триумфальном возбуждении. Наконец-то этот обнаглевший задира получил по заслугам!

Учителя, узнав, что неугомонный озорник здорово наказан, в душе возликовали, но забеспокоились о Соболеве, особенно завуч Екатерина Петровна. Валерий был главным помощником в организации многих мероприятий и школьной самодеятельности. Она всегда следила за его учёбой и радовалась его успехам.

Екатерина Петровна понимала, что он из-за этого шалопая может пострадать. Вернувшаяся вместе с травмированным учеником медсестра сообщила ей, что у Харькова в двух местах трещины в челюсти. Мальчика от посещения занятий не отстранили, но запретили его спрашивать. Установленное во рту проволочное устройство, фиксирующее правильное положение челюсти, не позволяло ему говорить, чему в душе Валёк даже обрадовался.

Директор, возвращаясь из гороно и ещё не войдя в школу,по виду встретившихся учащихся догадался, что в стенах руководимого им учебного заведения что-то случилось и весьма серьёзное. Когда медсестра обо всём доложила ему, он тотчас велел отыскать и привести Соболева Валерия и его классного руководителя Лидию Николаевну. Не успели они войти в кабинет, как впереди них проскочил сантехник Василий Спиридонович. Он словно ждал этого момента. Заглушая « здравствуйте» вошедших, быстро затараторил, что Соболев не виноват, а виноват он, что не огрел Харькова прокачкой: «Этот сорванец пристал к Валерке, как банный лист, и брызгал на него из спринцовки». Сантехник, видя, что директор обхватил голову руками и вот-вот последует эмоциональный взрыв, уже спокойнее добавил:

– Тогда бы ничего не случилось.

Степан Матвеевич, сдерживая возмущение, ледяным голосом, чётко выговаривая слова, сказал:

– Василий Спиридонович, оставьте в покое вашу прокачку, ни в чём вы не виноваты, прошу вас, выйдите за дверь.

– Как так? Я ведь главный свидетель!

– Возможно, в дальнейшем вы понадобитесь, но сейчас нам надо серьёзно поговорить без свидетеля.

Василий Спиридонович, грустно взглянув на спокойное лицо Валерия и Лидию Николаевну, из глаз которой вот-вот брызнут слёзы, махнул рукой и вышел. Директора, готового беспредельно защищать Соболева, возмутило спокойствие парня. На его лице не было ни малейшего признака волнения. С горьким сожалением Степан Матвеевич сказал: «Разве ты не понимаешь, что натворил? Ты же спортсмен, боксёр, не имеешь права ни на кого поднять руку. Являешься отличником с первого класса, тебя уже ждут в университете, а ты под сомнение поставил получение золотой медали. Тобой гордятся школа и весь город за твои спортивные достижения, особенно в боксе». Директор тяжело вздохнул.

Валерий понимал, чем грозит ему создавшаяся ситуация, готов был ко всему и старался мобилизовать себя к преодолению трудностей, которые могут возникнуть, а паническое настроение не поможет. Видя, как болезненно за него переживают Степан Матвеевич и побледневшая Лидия Николаевна, хотел как-то успокоить их, но директор по-отцовски шикнул на него: «Цыц! На завтра вызываю родителей Харькова. Вы, Лидия Николаевна, с Валерием, классный руководитель седьмого «Г» класса Клавдия Михайловна с пострадавшим Валентином и вы, Екатерина Петровна, – все должны быть в 9 утра в моём кабинете. Ты, Валерий, попросишь прощения у Валентина. Я буду умолять его родителей не писать на тебя заявление в милицию. Ты думаешь, что нет завистников твоим успехам в спорте и учёбе, что не найдутся злопыхатели, замышляющие директора снять, учителей наказать, никого не щадить, парня в тюрьму засадить? Им всё равно, кто прав, кто виноват, была драка, не была – есть пострадавший. Перед тобой, Валерий, и перед школой встала серьёзная жизненная задача. Сдаваться не будем, должны успешно решить её в твоих и, значит, в школьных интересах. Теперь вы свободны, не расслабляясь, подумайте, как выйти из создавшегося положения».

В задумчивом молчании Лидия Николаевна и Валерий вышли. В коридоре было тихо. Уроки уже закончились. Классный руководитель, чтобы морально поддержать подопечного ей учащегося, дрогнувшим голосом сказала: «Держись, Валерий!» Со строгим спокойствием на лице юноша поблагодарил её и направился в спортивный зал, где после уроков тренировалась школьная баскетбольная команда. Валерий не только входил в команду, но и помогал во всём преподавателю физкультуры. Когда закончили тренировку и ушли ребята, они вдвоём беседовали о предстоящем соревновании, а главное, о случившемся.

Находясь в своём кабинете, Степан Матвеевич видел через окно, как ушли учащиеся после тренировки. Час спустя он увидел выходящего в одиночестве из школы Валерия. Тотчас, как из-под земли, возле калитки возникли Валентин Харьков и его старшие братья. Директор в замешательстве схватил телефонную трубку, чтобы позвонить в милицию – не хватало ещё драки возле школы и окрашенных теперь уже кровью злополучных белых столбов. Мгновенно передумав, чтобы ещё больше не навредить Валерию, положил трубку. Заметавшись, хотел бежать к враждующей компании, чтобы предотвратить драку. Он хотел прихватить с собою на помощь хотя бы сантехника с его прокачкой, которая весьма бы в этой ситуации пригодилась. Но от этих намерений сцена, происходящая за окном, его задержала. Ребята совершенно не собирались драться. Наблюдая за ними, он с некоторой надеждой на благополучный исход с облегчением вздохнул.

У калитки события разворачивались следующим образом. Скрываясь за углом соседнего дома, чтобы не маячить возле школы на глазах прохожих, Валентин Харьков и его братья караулили обидчика младшенького братца, когда он выйдет из школы. Как только Валентин увидел выходящего Соболева, они втроём оказались у калитки. Валёк указал, промычав, что вот этот его ударил. Братья вместо того, чтобы ринуться на Валерия, стали младшего брата корить, что надо знать, кого задирать. Этот парень боксёр и состоит в заводской спортивной команде, является первой перчаткой не только в районе, но и в области. Мало тому не покажется, кто с ним драться отважится. Семерых разбросает, а если его друзья нападут – голову снесут. Старший из братьев поздоровался с подошедшим Валерием за руку и попросил простить их младшего несмышлёныша. Валентин хотел возмутиться, но другой из братьев уже занёс руку, чтобы усмирить Валька увесистым подзатыльником. Валерий мгновенно перехватил его руку со словами, что его нельзя бить, он травмирован. У Валентина слёзы навернулись на глаза от обиды: его, больного, родной брат хотел ударить. Почему-то хотелось заплакать: Валерий заступился за него, а его братья вместо того, чтобы наказать Валерия, мирно с ним беседуют. Ребята, попрощавшись, разошлись по своим домам.

 

IV

 

В 9 часов утра все вызванные директором явились в его кабинет. Екатерина Петровна уже сидела возле стола директора. Вошедшие, поздоровавшись, предстали пред их очами. Родителям и классным руководителям Степан Матвеевич предложил сесть. Валерий и Валентин стояли перед столом. Учитывая травму Валентина, директор предложил и ему сесть. Валентин остался стоять рядом с Валерием.

Слегка встревоженным, чётким голосом директор сказал: «Все вы, собравшиеся, хорошо знаете о чрезвычайном происшествии в школе. Мы не будем разбираться, кто прав, кто виноват. Виновники прекрасно понимают свою долю вины».

В этот момент в осторожно приоткрытую дверь просунулась голова школьного сантехника со словами: «Простите за опоздание, немного задержался». Степану Матвеевичу заранее доложили, что как только отец и мать Валентина Харькова вошли в школу, тотчас перед ними возник Василий Спиридонович с грозными обвинениями в их адрес и Валентина. Их дурно воспитанный сорванец во всём виноват, такое натворил с хорошим парнем, что не только его, но и родителей озорника надо наказать.

Ошеломлённый воинственным натиском школьного сантехника Харьков хотел его по-своему обругать, но спохватился, что он находится в школе, воздержался, лишь сквозь зубы процедил: «Стихни, я не к тебе, а к директору пришёл».

Степан Матвеевич, взглянув на торчащее в двери лицо с вопросительным взглядом, сказал: «Уважаемый Василий Спиридонович, вас не вызывали, можете быть свободны». Сантехник, с широко распахнутыми глазами, еле успел убрать голову, когда сидящий возле двери Иван Валентинович оскорбительно прошипел: «Сгинь!» – и захлопнул дверь. Лёгкая улыбка, скользнувшая по лицу директора, немного разрядила нервное напряжение присутствующих. Обращаясь сначала ко всем, а затем к Соболеву, Степан Матвеевич продолжал: «Мы не будем разбирать, кто из ребят в большей или меньшей степени виноват. У нас в школе всегда должно быть так: старшие в ответе за младших, поэтому, Валерий, мы ждём твоего объяснения».

Лицо Соболева стало серьёзным: «Я не отрицаю своей вины, глубоко раскаиваюсь, что так получилось, и прошу извинения у всех присутствующих. Тебя, Валентин, тоже прошу извинить меня, но не за то, что ударил, ты этот удар заслужил, а за то, что сильно ударил, не учёл твою физическую слабость и неумение увернуться от удара. Если твои родители и ты не будете против моего предложения, то, как поправишься, я тебе покажу несколько приёмов, развивающих силу, выносливость и умение увернуться от удара нападающего. А пока помогу в учёбе, выкрою время, по возможности буду приходить к вам, а ты ко мне. Мы ведь недалеко живём друг от друга. Исправишь свои двойки по учебным предметам, тогда тебя, Валя, возьмут в любую спортивную секцию, в какую захочешь».

С радостью и с навернувшимися слезами на глазах Валентин в знак согласия часто закивал головой и, торопясь, каким-то гортанным голосом с трудом выдавил:

– Да, да, да, я согласен. Прости меня, я виноват перед тобой.

Я сильно ударился об пол, потому что поскользнулся.

– Воды на пол налить ты сам постарался, а виноват не только передо мной, но и перед другими ребятами. Зачем ты их обижаешь и врагов себе наживаешь, дружить-то, Валя, куда лучше.

Наталья Егоровна, желая успокоить сына, прижала его к себе, сказав: « Да, я тысячу раз согласна и буду очень благодарна за помощь». Иван Валентинович в знак согласия, привстав, пожал Валерию руку. В кабинете возник одобряющий гул в духе взаимопонимания и согласия.

Боясь нарушить создавшуюся обстановку, директор на этом решил закончить обсуждение чрезвычайного случая. Завуч Екатерина Петровна, коренная жительница городка, математик по образованию, сидела молча, словно окаменевшая, с выражением строгого внимания и застывшей обеспокоенности на лице. В школе её заглазно называли Екатериной III. Она прекрасно понимала действия директора.

Классные руководители желали высказаться. Но директор напомнил, что учащимся пора идти на занятия. Он не хотел, чтобы Лидия Николаевна начала выгораживать Валерия, нахваливая его. Клавдия Михайловна стала бы напоминать Валентину все его проказы, на перечисление которых и дня бы не хватило. Хуже, если начнёт читать мораль Валентину, что было бы некстати в данный момент. Директор считал, что сейчас нельзя было нарушать установившееся равновесие в вине и правоте двух ребят. Он попросил Валерия проводить Валентина до его учебного кабинета не для контроля, а для оказания помощи.

Направляясь к учебному кабинету, Харьков пытался ещё просить прощения у Валерия. Тот, видя, как мучительно ему говорить, сказал:

– Не надо, Валя. Всё будет хорошо. Ты хочешь боксом заниматься?

Валентин в знак согласия кивнул головой.

– От тебя всё зависит, а я помогу.

Так получилось, что ребята в 7 «Г», глядя в открывающуюся дверь, но не видя, кто войдёт, все разом встали. Вошёл Харьков. Взрыв смеха. Тут же прозвенел звонок с урока. Учительница отпустила учащихся на перемену и, улыбаясь, подозвала Валентина: «До чего же ты, Валя, стал знаменит, теперь класс тебя стоя встречает, – серьёзно добавила, – я знаю, что тебя нельзя устно опрашивать, будешь отвечать письменно». От такой неприемлемой для него перспективы глаза у Валентина округлились, лицо слегка вытянулось и словно погасло.

Находясь у директора, Екатерина Петровна пригласила классных руководителей в свой кабинет. Степан Матвеевич вышел с родителями Харькова, чтобы проводить их до двери из школы и уберечь от обвинительных нападок Василия Спиридоновича, который с прокачкой уже стоял у выхода. Директор распрощался с родителями Валентина. Как только они вышли, сантехник ринулся вслед, чтобы окончательно донять их упрёками, но директор его остановил, сказав: «Не надо их злить». Пригласил к себе в кабинет посоветоваться о полах в туалетах, что надо предпринять, чтобы не были скользкими от пролитой воды, и помочь в этом завхозу.

Закончив беседу с сантехником, будучи в одиночестве, директор на всякий случай позвонил бывшим учащимся школы, работающим в редакции городской газеты и в милиции. Без объяснений ему было достаточно сказать: «Школу не забыли?», чтобы там, обострив внимание, проследили за поступлением кляузных заметок в редакцию, заявлений или приводов в детскую комнату милиции кого-либо из учащихся школы. В таких случаях ему срочно звонили, и он об этом узнавал раньше всех.

Предпринимались соответствующие меры в защиту учащихся, чести школы и ради справедливости.

В его директорской практике было два случая привода учащихся в милицию. Одного задержали по ошибке, которая быстро выяснилась, даже родители мальчика об этом не узнали. Другой случай произошёл со старшими братьями Харькова. Их задержали за драку. Над непутёвыми подростками нависла угроза оказаться в детской колонии. Только благодаря Степану Матвеевичу угроза миновала. Примерными парнями они не стали, но серьёзных драк не затевали, однако любили попугать. Им нравилось, что их побаиваются и обходят стороной. Оба, уже работая на заводе, состояли в футбольной команде и слыли неплохими игроками.

Совсем не из-за этого случая директор не стал просить отца и мать Харьковых не заявлять на Валерия в милицию. Он хорошо знал этих людей, они жаловаться в милицию или ещё куда-либо не станут, но директор старался предупредить неприятные эксцессы, которые теперь могут возникнуть неизвестно откуда.

В это время Екатерина Петровна в своём кабинете наставляла классных руководителей: «Уповать на благородный поступок Валерия Соболева вытащить Валентина Харькова из неуспевающих и сваливать на него работу учителей – не годится. Для выпускников этот учебный год очень ответственный. Лидия Николаевна, не загружайте слишком Валерия общественными поручениями и проследите, чтобы он сам себя не перегружал. Организм в юном возрасте очень раним. Окажите ему помощь, в чём только возможно. Вы, Клавдия Михайловна, поговорите со всеми учителями, работающими в 7 «Г» классе, я с ними тоже поговорю, чтобы уделили необходимое внимание Валентину Харькову и оказали ему помощь в исправлении неудовлетворительных оценок. Проводите с ним дополнительные занятия после уроков, по необходимости и на дому. Возьмите под строгий контроль его поведение и успеваемость. В конце недели сообщайте мне о состоянии дела.

Я тоже чаще буду посещать уроки в вашем классе и лично прослежу за ростом знаний Харькова Валентина и, естественно, за результатами работы учителей».

Постепенно шум по поводу школьного ЧП стал затихать, но прав был директор: злопыхатели всё-таки нашлись. Соседка жаловалась Харьковой, что её сыночку, умному мальчику, в школе несправедливо занижают оценки. Стала уверять Наталью Егоровну: «Вашего сына в драке чуть не убили. Творится в этой школе немыслимое! Такое прощать нельзя! Вы должны немедленно написать заявление в милицию на этого хулигана Соболева. Бандит какой-то! О нём тюремные нары плачут, его надо посадить за решётку, а то он всех детей поубивает». Наталье Егоровне Валерий очень понравился. Она еле прервала поток ложных обвинений в его адрес: «Не было никакой драки, Валька напроказничал и получил по заслугам». Чувствуя, что соседка не хочет оставить её в покое, не выдержала напористое требование и послала её куда подальше.

Харьков Иван Валентинович тоже подвергся обработке со стороны учителя математики из школы № 2, который утверждал, что Степан Матвеевич, являясь директором школы № 1, нечестно занял место, якобы обещанное ему. Он написал разгромную заметку в местную газету о школе, в которой произошёл недопустимый случай с нанесением тяжелой травмы учащемуся, а также о несоответствии директора занимаемой должности. Харькова попросил подписать это заявление.

– В редакции сомневаются в правдивости моей заметки и хотят получить, Иван Валентинович, вашу подпись, подтверждающую, что всё так и произошло.

– Не стану читать ваш пасквиль, тем более подписывать. Заранее знаю, что в нём сплошная ложь.

– Иван Валентинович, вашего сына искалечили, и вы вправе привлечь к ответственности и директора, и этого драчуна Соболева. Вот вас директор школы к себе вызывал, а к родителям своего любимчика сам ходил – это непорядочно.

Харьков, выходя понемногу из терпения, сказал словами из песни Владимира Высоцкого:

– «Жираф большой, ему видней», и директору школы виднее, кого вызывать, к кому самому ходить. Отец Валерки Соболева работает на нашем заводе, попрошу за своего сорванца у него прощения. Я бы с бутылочкой хорошего вина сам к ним домой сходил, но они не любят выпивать. Что и говорить, хорошего парня вырастили. Школе тоже за него – спасибо. Дай бог, чтобы мои чада хотя бы чему-нибудь у него научились.

– Да, вы что? Он же травмировал вашего сына. Вы можете отсудить немалые деньги за нанесение побоев и причинение серьёзного вреда его здоровью. Да Соболевы за то, что вы не пишете заявление на их сына в милицию, должны вас поить вином высокого качества, пока ваш сын окончательно не выздоровеет. Будете сыт, пьян и нос в табаке.

– Мне этого не надо. Месяца не пройдёт, у сына всё заживёт, а вы, такой «праведник», идите своей дорогой.

– Что от вас, пьяниц, ожидать, вы на работе даже стараетесь напиваться. Вас отцовства надо лишать.

– Что правда – то правда, я люблю выпить, а сыновьям не очень-то разрешаю и пить, и курить, – повысив голос, добавил:

– Пью, когда захочу, на свои деньги, а нет их – друзья угостят.

Главное – свою совесть за бутылку не продаю!

Обозлившись и окончательно выйдя из себя, Харьков выдал этому писаке подлых заметок такую многоэтажную характеристику, что впредь тот, увидев идущего по улице Ивана Валентиновича, мигом перебегал на другую сторону.

 

V

Валерий Соболев, как обещал, выкраивал время в выходные дни и приходил к Харьковым. По будням Валентин забегал к нему показать, как он уже сам справляется с домашними заданиями. Дни, когда Валерий бывал у Харьковых, для них становились праздниками. Пока он занимался с Валентином, Наталья Егоровна готовила вкусные с разной начинкой пирожки. Во время занятий в доме устанавливалась тишина. Если кому надо было пройти, ходил на цыпочках. Как занимается Валерий с Валентином, часто слушали братья. Они прониклись желанием тоже учиться. Решили подготовиться и на следующий год поступить в вечерний филиал техникума при заводе.

Пребывания Валерия у Харьковых всегда заканчивались чаепитием с вкусными пирогами. Никаких напитков с алкоголем на столе не было. Иван Валентинович иной раз из-за стола отлучался и возвращался с довольным видом. Повеселевшим взглядом посматривал на всех и натыкался на строгий укор Натальи Егоровны со стыдящим мужа покачиванием головы.

Пока Валентин носил проволочное устройство во рту, его устно на уроках не спрашивали, о чём он уже сожалел. Письменно перед ребятами своими знаниями не блеснёшь. Был очень рад, когда от проволочного нагромождения наконец-то его челюсти освободили. Благодаря учителям, Валерию и желанию самого Валентина в первой четверти у него исчезли двойки. За полугодие среди троек появились четвёрки даже по математике.

Валентин очень гордился дружбой с Валерием, старался во всём походить на него. Ему тоже хотелось кого-то опекать. В школе объявил, что Витю Бурова, которого из-за небольшого роста частенько обижали, будет защищать. Сам кого-либо задирать не станет.

С разрешения Валерия по будням (родители всех ребят были на работе) Валя приходил к нему с новым другом. В такие дни, как и обычно, Валера выполнял домашние задания за своим столом, стоящим возле большого окна угловой комнаты. Мальчики занимались за столом его сестры Нади. Её уютный уголок с меньшим окном, раскладным диванчиком и плюшевым тигром на нём, с аккуратным столиком был отгорожен красивой ширмой. Она мирилась с возникшей ситуацией, уходила делать уроки в спальню родителей, заявляя: «За хвост тигра не дёргать, за усы не таскать, на постель не садиться, на полке и на столе ничего не трогать». Надя училась в 8 классе и была отличницей.

Иной раз Валера просил сестру проверить, как ребята справились со своими домашними заданиями. С видом строгой учительницы она подходила к мальчикам, требовала их тетради. Об ошибках не говорила, а заставляла повторять соответствующие правила, в своих работах находить их и исправлять. Когда проверка заканчивалась, любила пошутить над ними:

– А ну, признавайтесь, несмышлёныши, кто из вас «а» в квадрате изображал на классной доске как квадрат, а в нём писал букву «а»; какое алгебраическое выражение произносил громко на весь класс – «а, ху, два наверху»?

Валя не обижался на её шутки, но парировал их:

– Это мы не проходили, это нам не задавали.

Валентину нравилась эта красивая девочка. Надя, чувствуя

его симпатию, старалась показать, пусть на 1–2 года, но она старше их. Продолжала донимать мальчишек насмешками, особенно Валентина.

– Значит, вам не задавали. Тогда, наверняка, в сочинениях нелепости допускали. Например, о Бородинском сражении писали «На поле боя раздавались крики и стоны мертвецов», а о творчестве Льва Толстого – «Мне очень нравится, когда героиня романа «Война и мир» танцует со Штирлицем». В сочинении на любимую мальчишками тему о космонавтах такое выдали! – Надя округлила глаза, произнося фразу:

– «Гагарин был первым проходимцем в космосе».

Валентин сразу не уловил, в чём нелепость:

– А как надо написать?

– Гагарин первым побывал в космосе, или был первооткрывателем полётов в освоении космоса! Проходимец, простите – это негодяй, мошенник.

– Ой, надо же такое написать!? – запоздало возмутился Валентин. – Только первооткрывателями были и те, кто подготовил полёт.

– Молодец, правильно мыслишь, Валечка.

Валентин, смущаясь, скромно улыбнулся.

Надя называла и другие ляпсусы, которые появлялись в сочинениях некоторых учащихся. Она произносила их выразительно и с нарочитым пафосом. Витя, зажав ладонью рот, хохотал, а Валя заявил:

– Я раньше вообще не писал никакие изложения, тем более сочинения.

– Ничего удивительного, Валяшечка, поэтому колы и двойки получал, а теперь будешь писать, и впредь уж постарайся нелепости в сочинениях не допускать.

– Почему Ва-ля-шеч-ка? – протянул обидчиво Валентин.

– Есть игрушка Ванька-встанька, – неудачно оправдывалась Надя, – называется неваляшка, а ты – Валя-валяшка.

– Намекаешь, что я на пол грохнулся, я бы не упал, если бы не поскользнулся.

– Прости меня, милый Валечка, я даже об этом не подумала, – покаялась Надя, молитвенно сложив руки.

– Ладно, – улыбнулся Валентин, поглядывая строго на Витю, прижимая указательный палец к губам: об этом никому ни слова.

Услышав дискуссию за ширмой, подошёл Валерий.

– Надь, не дразни ребят, хватит куражиться, брысь на кухню и, пожалуйста, приготовь нам чай с конфетами и бутерброды. Подкрепившись, мы сегодня пойдём в спортивный зал заводского клуба.

– Кто их туда пустит, – возразила сестрёнка.

– Я попрошу, со мною пустят.

– С вашего позволения, иду готовить вам, мои дорогие, угощения, кстати, мама купила торт и просила вас им попотчевать, – сделав книксен, приказав всем мыть руки и не задерживаться, удалилась с гордо поднятой головой.

После весёлого чаепития и оказания помощи Наде в уборке стола ребята отправились в заводской клуб. С какой радостью и удовольствием шагал Валентин рядом с Валерием, засыпая его

разными вопросами и поглядывая по сторонам. Ему так хотелось, чтобы ребята из его класса их видели. С другого бока Соболева семенил маленький Витя Буров.

На следующий день своим одноклассникам Харьков взахлёб, демонстрируя руками, рассказывал, что он увидел в спортивном зале. Восхитительными словесными красками описывал боксёрский инвентарь, как тренировались Валера и другие боксёры. Скоро и он будет тренироваться. Просил Витю Бурова подтвердить им сказанное. Одна девочка воскликнула: «Ну, до чего же ты, Валёк, воображала». (Что тут поделаешь, бахвальство – в крови ребят Харьковых, чем можно объяснить многие их поступки).

Радуясь переменам к лучшему в поведении сыновей, родители Валентина Харькова были очень благодарны школе и Валерию Соболеву. Отец, Иван Валентинович, стал приходить с работы совершенно трезвым. Выпивал немного с друзьями в выходные дни и дома лишь по праздникам. Наталья Егоровна, радуясь этому, помалкивала и постукивала согнутым пальцем по деревянной столешнице, чтобы не сглазить. Соседям хвалилась:

«Вот так в жизни бывает, когда правильно поступают, – имея в виду не только директора школы, завуча, всех учителей, Валерия, но и себя с мужем. – Не было бы счастья, да несчастье помогло. Худо сотворило чудо!»

Москва. 2009-12-25

(опубликовано в альманахе «Сияние Лиры», Выпуск 21)