Share on Facebook Share on Twitter Share on Google+ Share on Pinterest Share on Linkedin Владимир Дмитриевич родился и вырос на Колыме, когда первые поселенцы, волею судьбы туда заброшенные, обживали этот суровый край. После окончания школы рабочей молодёжи в Магадане, был призван на службу в армию, в которой задержался на 29 лет. За время службы исколесил весь Советский Союз. Приходилось бывать и за его пределами. Накопилось много впечатлений, которыми захотелось поделиться. Попробовал себя в прозе, поэзии, в роли барда. Член ЛИТО «Новое Переделкино», г. Москва. Печатался в литературных альманахах. Что получается из этого – судить читателям. РЕКРУТЫ СЕНОКОСА Свой первый отпуск после окончания ВУЗа решил провести на родине в кругу близких мне людей. Это желание к концу обучения было настолько сильным, что не давало покоя ни днём, ни ночью. Даже усталость и сон не могли вырвать меня из его цепких лап. И вот всё позади: в кармане пахнущий типографской краской диплом, направление к месту службы и билет на самолёт в Магадан. Родной город встретил прекрасной погодой, а друзья добрым вниманием. Время в дружеских пирушках летело незаметно, и это относительное однообразие в конце концов надоело. Безбрежная синь тайги на горизонте всё чаще стала манить к себе. Моего старшего брата в это время в городе не было. Со слов его жены узнал, что он в тайге на сенокосе, где возглавляет бригаду «вольных сенокосчиков», и вернётся неизвестно когда. А сено косят где-то в районе посёлка Талон, и что контролирует все бригады в тех местах некто Вартанов, который проживает в самом Талоне, и бригаду брата можно найти только через него. Мой отпуск мой был не бесконечным, и перед полной неизвестности дорогой в самостоятельную жизнь, хотелось повидаться с братом. Как-то раз, прогуливаясь по городу, случайно встретился с давним приятелем Николаем, с которым в школьные годы вместе занимались спортом. Он тоже приехал в отпуск и был волен распоряжаться своим временем. Зная его как заядлого рыбака и охотника, предложил составить мне компанию и отвести душу на природе. Дружок как будто этого и ждал. Сборы были недолгими: палатка, ружьё, удочки и «привет» от цивилизации труженикам сенокоса (канистра пива да пару бутылок сорокаградусного «сучка»). Уже на следующий день мы летели над Охотским морем на вездеходе малых воздушных трасс «Кукурузнике». Катание на аттракционе «Американские горки» по сравнению с полётом на этом биплане вдоль береговой полосы – детская забава. Когда под крылом низколетящего самолёта мелькают то море, то суша, вместе с ними чередуются восходящие и нисходящие воздушные потоки. Летящий на малой скорости самолёт попадает в воздушную яму и как будто проваливается в бездну. Желудок у пассажиров упирается в горло, кровь стучит в висках, словно молот по наковальне. Гребешки морских волн быстро приближаются, увеличиваясь в размерах, зрительно раздвигаясь и уже готовы пропустить тихолёт в царство Нептуна, но в последний момент он как бы натыкается на упругую преграду, которая, как из катапульты, выбрасывает его обратно в поднебесье. Набат в висках затихает, желудок проваливается в сапоги, а солнечное сплетение оказывается в состоянии невесомости. Чередование: суша – море, взлёт – падение, суша – море, взлёт – ¬падение напоминает гигантские воздушные качели. Некоторые из пассажиров, не выдержав болтанки, что-то урчали в плотно прижатые к губам гигиенические пакеты. При очередной смене полёта по вертикали я успел просипеть в сторону дружка: «Коль, ты как?» Его сосредоточенное лицо не отреагировало на мой вопрос. И лишь когда «Кукурузник» благополучно зашуршал колёсами по гальке посадочной полосы, он наконец-то задумчиво ответил: «Нормально». После «нормального» полёта в голове стоял шум, под ложечкой предательски посасывало, а железы по инерции продолжали наполнять рот избытком слюны. Отдохнув некоторое время на лётном поле и придя в себя, мы двинулись в сторону деревянного строения, на котором висела неровная, с облупившейся краской вывеска – «Аэропорт Балаганное». На крыльце нас встретила местная королева аэропорта: рыжеволосая великовозрастная дева, оказавшаяся одновременно и дежурной, и кассиршей. Признав в нас залётных чужаков, сморщила обильно осыпанный конопушками нос и, лукаво прищурив глаза, полюбопытствовала: – Куда путь держим, красавцы? – Если расскажете, как до Талона добраться – будем признательны вам. – Так это же ближайшие наши соседи. Тут совсем близко, километров 35 будет. Её слова, что до ближайшего посёлка 35 километров, и это рукой подать, нас не удивили. На Севере люди живут просторно и соседей локтями не толкают. – Так, может, посоветуете, как побыстрее добраться, чтобы время зря не терять? – А то! – великодушно выдохнула «Королева» и её улыбка оживила конопушки. – Вон, ихняя машина разгружается. Если поможете – быстрей уедете. Я пошёл к машине, а Коля, как истинный джентльмен, стал собирать добросердечной даме букет из полевых цветов. В жизни, как в картах, если уж пошла масть везения, то она идёт. Примерно через час тряски по ухабам немногословный водитель притормозил у крайнего домика посёлка. – Это дом Вартанова, – и махнул рукой в сторону изгороди из жерди. Мы вышли. Водитель несколько раз лихо газанул, и подвывающий от натуги мотор потащил машину дальше. Улица, на которой мы оказались, была совершенно пустынной. Ничто не нарушало тишину в таёжном посёлке. И, видимо, по этой причине к возмутителям спокойствия вышла из дома русоволосая женщина средних лет. – Ищете кого? – Вартанов нам нужен. Сказали здесь живёт. – Здесь-то здесь, только сейчас его нет. В тайге он. Бригады сено копнить начали, так проверять поехал. – А вернётся когда? – Кто ж его знает? Может, завтра. А вам-то он для чего? – Да нам пятую бригаду найти нужно. Мой брат там бригадиром. Может, подскажете, как найти, или проведёт кто из поселковых? – Я вам сейчас расскажу, вы и без проводника найдёте. Тут недалеко, напрямки по тайге часа три ходу будет. Мы с Николаем, не сговариваясь, посмотрели на солнце, прикидывая, есть ли смысл на ночь глядя шарахаться по дебрям. Перехватив наш взгляд, хозяйка успокоила: – До захода солнца успеете. Вначале пойдёте по тропке через луг, потом у вывороченного сухостоя войдёте в лес. Тропа вас выведет к реке. Дальше километра три вниз по течению, а там на другом берегу и будет пятая бригада. Поблагодарив хозяйку, мы спешно двинулись в путь. Тропинка змейкой вилась по луговине. Стояла прекрасная солнеч-ная погода. На открытом пространстве лёгкий ветерок перемешал запахи лугового разноцветья и ядрёный хвойный аромат, слегка разбавленный грибным духом. Этот упоительный, бодрящий эликсир мы жадно хватали широко раскрытыми ноздрями. Он прибавлял нам сил. Вскоре тропинка юркнула под кроны деревьев. Ароматные волны ветерка остались за спиной на лугу: видно тесно им в лесу, негде в шалости развернуться. Теперь хорошо утоптанной тропы как таковой не было. Она то появлялась под ногами, то пропадала, а местами раздваивалась или уходила на три стороны. Когда появлялись сомнения куда идти, окончательное решение принимали по солнцу. Тропа казалась бесконечной. Рюкзаки с каждым шагом становились тяжелее. Сапоги всё чаще цеплялись за торчащие из земли корни. От полного безветрия в чащобе и быстрой ходьбы нам стало жарко. Пот заливал глаза. От пота и слёз лица покрылись соляными разводами. Утираться было нечем. Руками придерживали лямки рюкзаков, которые всё больше впивались в плечи, выворачивая их в другую сторону. Ко всему прочему, с нами нещадно расправлялись комары и мошки. Почувствовав нашу беспомощность и свою безнаказанность, эти таёжные вампиры упивались нашей кровушкой. Изрядно покусанные и опухшие, вышли к реке. Первым делом избавились от ярма рюкзаков и бросились умываться. Вода была прохладной и, как слезинка, чистой. Опустив лицо прямо в речку, мы пили, как нам казалось, самую вкусную на свете воду. Утолив жажду, присели на валуны и стали растирать одеревеневшие плечи. Осмотрелись, но никаких признаков сенокоса не увидели. Немного отдохнув, решили двигаться дальше. Время подгоняло, да и перспектива заночевать по дороге в тайге не особенно радовала. Пройдя вниз по течению реки с километр, вначале увидели на другом берегу дым, а потом палатки и людей. – Эй, народ, это пятая бригада? – радостно закричали мы. – Нет, – донеслось в ответ. – Это третья. Пойдёте дальше по берегу – найдёте пятую, – и, потеряв к нам всякий интерес, продолжили свои дела. Мы шли будто на автопилоте. Чувство усталости и боль в плечах притупились, словно под воздействием анестезии. Очевидно, так поработали время, монотонность движений и чёткая цель, ради которой мы всё это терпели. Через полчаса ходьбы на противоположном берегу заметили ещё одну стоянку людей. Подойдя поближе, среди них я узнал своего брата: – Эге-гей, Юра! На мой зов он повернул голову, некоторое время внимательно смотрел в нашу сторону, затем махнул рукой и быстро побежал к лодке. Подплывая к нам, подтабанил одним веслом, сделал пару мощных гребков другим и лихо развернул лодку кормой к берегу. – Привет, братишка! Ты как здесь оказался? Бросайте сюда рюкзаки и сами тоже прыгайте в лодку, – на одном дыхании выпалил он. – Да вот, пришли проведать тебя, а заодно и отдохнуть от суеты городской, – ответил я и оттолкнулся от берега. Около палаток нас уже поджидала вся бригада косарей из четырёх человек. Рабочий день закончился, и повар готовился кормить людей. После двухмесячного пребывания в тайге они с любопытством посматривали на нас, пришельцев из цивилизованного мира. Конечно же, выставленная канистра пива, да ещё и с литром усиления, были как нельзя кстати. Бригадир, как и подобает хозяину, представил свою команду: – Василий — инженер, Стас — сварщик, Виктор и Денис — разнорабочие. Это на заводе, а здесь специальность у всех одна. Все равны, как в бане. В летний период по указанию сверху, предприятия платили оброк людьми в помощь колхозам на заготовку сена. Как правило, на сенокос посылали тех, без кого на производстве некоторое время могли обойтись. Вдоволь накупавшись с дороги в освежающей реке, поднялись на берег. За столом, сколоченным из двух неотёсанных досок, косари смаковали пиво. В их компании сидел чернявый мужчина кавказской внешности с плетью за голенищем сапога. На его усах поблёскивали капельки «Жигулёвского». В сторонке хрумкал свежую траву осёдланный конь. – Знакомьтесь, – позвал Юра и представил нас: – Это товарищ Вартанов, старший бригадир на всём сенокосе; а это мой брат с другом, приехали проведать нас, – и пригласил к столу. Повар тут же пододвинул к нам две большущие кастрюли с жареным хариусом и тушёной утятиной. Кроме нас все уже поели. Около стола валялись пустые бутылки из-под «царского подарка». На нас никто не обращал внимания. И, как водится на Руси после принятого на грудь стаканчика, мужики бурно спорили между собой на сенокосную тему. Как правило, у этого самого стаканчика обязательно есть маленький недолив, т. е. для полного удовольствия, (какой бы стакан не был), ещё чуть-чуть, да не хватает. – Слушай, старшой, – услышал я обращение к Вартанову, – а не послать ли нам гонца в посёлок на твоём жеребце? День сегодня необычный: первый стог на этом месте сложили; дорогие гости приехали, да и само начальство в бригаду пожаловало? Надо бы достойно отметить… – Так ты что, мне предлагаешь гонцом быть? – Зачем, у меня братан джигит и с конём не хуже твоего управится. Братишка, иди сюда, получи от товарища Вартанова боевую задачу. Старший бригадир растолковал мне, что к чему: – Нужно быстренько верхом слетать в посёлок. В магазине продавщице Зинке скажешь, что от меня, пусть даст четыре бутылки. Если магазин будет закрыт – зайди к ней домой, она рядом живёт. И ещё, если дорогу плохо знаешь, коню не мешай, он домой в посёлок сам придёт. Но дорогу запоминай, обратно уже ты коню будешь указывать, куда скакать. Всё понял? – Понял. – Тогда вот тебе рюкзак, деньги, бери коня и поспешай. Посылаем мы тебя с большой надеждой, а обратно ждём с ещё большим нетерпением. Я поднял голову и обвёл взглядом провожающих. Их глаза аж блестели от этого самого большущего нетерпения. Усевшись в седло, переправился вплавь на коне через реку и на другом берегу пустил его рысью по тропе. По уверенному ходу чувствовалось, что дорогу домой он знает хорошо. Я лишь изредка поторапливал его пятками в бока. Сообразив, что от него хочет седок, он пускался в галоп, перепрыгивая через лежащие на тропе стволы деревьев. При этом у него в утробе что-то громко ёкало. Чтобы не избить в кровь свой копчик о седло, в момент прыжка приходилось приподниматься на стременах. Если этого не делать, то можно приобрести себе на неделю «матросскую походку»: не спеша, вразвалочку, с широко расставленными ногами. Верхом и налегке путь до посёлка оказался не таким уж и долгим. Конь уверенно мчался домой и вскоре мы были на месте. Когда я на полном аллюре подскакал к магазину и резко осадил коня, продавщица уже возилась с замком, закрывая дверь. Подняв брови, она уставилась на меня, как на явление. Не дав ей произнести ни слова, на одном дыхании выпалил всё, чему научил меня товарищ Вартанов. Выслушав, она молча вошла в магазин и выставила на прилавок всё, что я просил. Сунул две бутылки в рюкзак, а две по карманам, чтобы не гремели на скаку, и заспешил обратно. У знакомого подворья мой транспорт фыркнув, остановился. Очевидно, он решил, что уже сделал своё дело. Пришлось пустить в ход узду и плеть, дабы напомнить, кто тут хозяин положения. Хоть летний день на Севере и длиннее, чем на Юге, но и он когда-то заканчивается. Стало смеркаться. Пришлось ехать тише, чтобы не наткнуться на свисающие над тропой ветки и не остаться без глаз или не вывалиться из седла при неожиданном прыжке через препятствие. Горе — горькое поджидало почти в конце тропы: после очередного прыжка почувствовал, что в мои штаны что-то потекло и, взяв поводья на себя – остановил коня. Вокруг меня витал ядрёный букет аромата из спиртного и конского пота. Куда там французскому «Шанелю» до него… Оказалось, что облучок седла уменьшил драгоценный груз в рюкзаке на одну бутылку. Сюрприз — дезинфекцию невольно прошёл и я, и мой верный скакун. Ещё на другом берегу я почувствовал что-то неладное в стане сенокосчиков. Одна палатка была завалена, людей – никого и лишь за столом виднелась одинокая фигура моего приятеля. Окликнул его и, помахав рукой, пустил коня в воду. Виновато улыбаясь, он рассказал, что за время моего отсутствия произошло «Мамаево» побоище. Витя – «Законник», который, как оказалось, имел за спиной две ходки в лагерь, заспорил с Вартановым по поводу неправильного, на его взгляд, обмера заготовленного сена. В результате спор, как водится после приёма горячительного, плавно перешёл в откровенный мордобой. Но так как Витёк по сравнению с кавказцем был мелковат и кулаком свою правоту доказать не мог, то решил закончить спор с помощью ружья. Стрельбу предотвратил родной бригадир Юра, в которого Витёк стрелять не стал, а по знакомству, в азарте и с удовольствием шандарахнул прикладом по бритой голове, когда тот попытался отнять ружьё. В ответ бригадир пудовым кулаком на какое-то время выключил разбойника из жизни. Смута, таким образом, была подавлена, а праздник души закончен. Связанный смутьян что-то мычал в палатке. Бригада в подавленном состоянии сидела на брёвнах и обсуждала случившееся. При моём появлении Вартанов тут же забрал коня и ускакал, чтобы не испытывать судьбу. Бригадир посмотрел ему вслед, сплюнул, потрогал рукой огромного шишака на голове и, поморщившись, встал: – Пойду, остужу голову в реке. Я двинулся, на всякий случай, следом. Богатырского телосложения детина, с выпирающим пузиком, накаченным пивом, шёл тяжёлой поступью в носках. Один носок был наполовину спущен со ступни и заметал за ним след. Подойдя к обрывистому берегу, Юра другой ногой ненароком наступил на болтавшийся носок. Утратив возможность сделать очередной шаг, он по инерции подался вперёд. Потеряв равновесие, детина неуклюже взмахнул руками, как птица крыльями на взлёте, ткнулся головой по ходу движения и на пузе со склона заскользил к воде. Бултыхнувшись в реку, он долго не появлялся на поверхности. Наконец над водой показалась голова с вытаращенными глазами. Быстрое течение подхватило и понесло его вниз. Предвидя беду, я на бегу кликнул Николая. Прыгнули в лодку и на вёслах пустились спасать экстремала. Нам было видно, что он не тонет и не плывёт, а сплавляется по течению, как надутый пузырь. Подплыв к нему ближе, увидели, что он прилично хлебанул воды и пытается откашляться. Тут уж не до плавания. – Юра, цепляйся за лодку! – крикнул я. Никакой реакции с его стороны. Тогда я ухватил его за уши (голова-то бритая, волос нет), и подтянул к корме, а Николай схватил его за руку… Изрядно намучившись, поняли, что эту массу, больше центнера весом, нам в лодку не поднять и решили просто буксировать его к берегу. Бригада наблюдала, как мы тащили «дядьку Черномора» из воды и все покатывались со смеху. Сообща помогли подняться наверх, где повар напоил спасённого горячим чаем. Крепкий чай взбодрил его и согрел. Откинувшись на спинку лавки, Юра добродушно улыбался, поблёскивая фиксой. Из палатки донёсся голос связанного: – Снимите путы, насильники! – Развяжите, – кивнул бригадир в его сторону. Через минуту Витёк вылез из палатки и остался стоять у входа. – Иди сюда, разбойник! – сурово произнёс бригадир. И когда тот подошёл – продолжил: – Видишь шишак на моей голове? Это по твоей милости я стал единорогом. Ещё раз возьмёшь ружьё в руки – удавлю. Вопросы? – Всё понял, начальник, – с живостью ответил Витёк, нутром уловивший в этих словах благородное прощение. – Садись, негодяй, чай пить. – Премного благодарен, начальник, – и, подняв голову, лукаво подмигнул нам подбитым фиолетовым глазом. Отхлебнув чая, приободрился: – А, между прочим, я за вас за всех пострадал, защищая сено и заработки… – Заткнись, законник, без тебя бы разобрался, – обрезал его Юра. – Как скажешь, начальник. – Вот так и говорю, как слышишь. Кстати, братишка, – обернулся ко мне, – что ты там привёз? Тащи одну, разольём на мировую и забудем про это дело. Сухой закон объявляю. Завтра с утра продолжаем сено стоговать. Повар, чтобы завтрак был вовремя. Махнув по чуть-чуть, сообща поставили заваленную палатку и улеглись спать. Ещё один прожитый день был позади. Открыв глаза, я спросонья ощутил себя в каком-то странном мире: сквозь выгоревший брезент восходящее солнце наполнило палатку розовым светом; под пологом палатки зудел свою заунывную песню заблудившийся с вечера одинокий комар; рядом посапывал во сне бригадир, а где-то вдалеке слышалось чириканье проснувшихся лесных пичуг. Потянувшись, я отогнал от себя остатки дрёмы и вылез из спального мешка. Откинув полог палатки, выбрался наружу. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев и разукрасило окрестности позолотой. Было зябко. Над лентой реки парил лёгкий туман. В ближайшей заводи плавала пара серых уточек, которые о чём-то потихоньку крякали между собой. Перед печкой на корточках сидел повар и раздувал огонь. – Служителю живота, доброе утро. – Привет. Не спится? – Выспался на свежем воздухе. Помочь чем? – Настругай сухих петушков на растопку, а то вчерашние отсырели за ночь и плохо берутся огнём. – Сейчас сделаю. Вскоре в печурке весело гудело пламя. Чайник вскипел быстро, и выпитая кружка свежезаваренного чая приятно грела нутро. Просыпающиеся по одному выбирались из палаток. Одни курили натощак, другие сразу спускались к воде умываться. Стан оживал. Начинался очередной трудовой день. За завтраком бригадир уточнил задачу на день: – Значит так: я, Василий и Денис – идём косить по росе, а ты, Али-Баба — али разбойник, – обратился он к Витьку, – как травмированный в глаз, пойдёшь с поваром сено ворошить. После обеда будешь верхи на копнах выкладывать. А вам, дорогие гости, задача полезная и приятная: сколько пробудете у нас, столько и будете к столу поставлять рыбу разную и вдоволь, утятина и гусятина чтобы не переводились; ну, а если принесёте грибков хороших и ягод вкусных – то мы возражать не станем. После завтрака все разошлись. Мы с Николаем в болотных сапогах и с удочками спустились к реке и пошли искать рыбное место. Вскоре за перекатом увидели играющего хариуса. Наловили кузнечиков и стали рыбачить. Такого рыбного жора я уже давненько не видывал. Едва внахлёст заброшенный кузнечик касался воды, как его тут же атаковала прожорливая пасть хариуса. Попавшись на крючок, этот хищный красавец отчаянно боролся за свою жизнь: уходил на глубину, нырял под камни, растопырив плавники, дугой изгибался против течения, метался из стороны в сторону, высоко выпрыгивал из воды и, плюхнувшись обратно, опять уходил на глубину. Некоторые из них, благодаря своему необыкновенному желанию жить, хоть и с разорванной губой, но вырывались на свободу, а большинство попадало на кукан . Когда клёв хариуса прекратился, решили «погонять» форель. Набрали на мелководье ручейников и пошли вдоль берега. Вода была настолько прозрачной, что рыбу хорошо было видно с берега. Крючок с ручейником подводили рыбе прямо под нос, и ей оставалось только открыть рот. Если же форель отворачивалась, то можно было предположить, что она сыта или же у неё с утра плохое настроение. Тогда наживку подносили другой рыбе. После такой незатейливой рыбалки к обеду мы с трудом притащили наш улов повару. Передохнув и подзаправившись, взяли ружьё, «мелкашку» и пошли на лесное озеро, про которое нам рассказал повар. Там косари утку промышляли. Озеро оказалось достаточно большим и было окружено дремучим лесом. Посередине красовался поросший осинником островок. Мимо него в нашу сторону плыла стайка нырков, штук двадцать. Эту утку на воде из ружья взять трудно, она ныряет одновременно с выстрелом, и дробь уже бьёт по воде. Замаскировавшись за корягой, мы стали ждать, чтобы нырки подплыли поближе. Как только дистанция сократилась до 15 метров – я саданул дуплетом. Когда дым от сгоревшего пороха рассеялся, в ушах стоял звон, кровоточил разбитый отдачей палец, а на том месте, где были утки, безмятежно играли солнечные зайчики. Через некоторое время они вынырнули на приличном расстоянии от нас. Мы убедились, что реакция у нырков великолепная. Но «HOMO SAPIENS» всё — равно мудрее. Николай спросил, похлопывая по прикладу висевшей за спиной малокалиберной винтовки: – Как ты думаешь, пуля из нарезного ствола быстрее летит, чем дробь? – Наверно быстрее… – Тогда я выдвигаюсь на снайперскую позицию. Но условие: в случае моей удачи, дичь из воды будешь доставать ты. – Нашёл собаку… – Что поделаешь, дружище, каждый должен делать ту работу, которая у него лучше получается. Не беспокойся, без сапог ты на плаву некоторое время продержишься и сразу ко дну не пойдёшь. – Успокоил, шутник. – Тогда за дело. Николай был прав: пуля действительно летит быстрее, чем соображает утка. С подветренной стороны звук приглушённого выстрела из «мелкашки» долетал до нырков с опозданием, а это каждый раз стоило жизни одной из птиц. Когда изрядно продрогший и искусанный комарами, я достал из воды седьмую, решили остановиться. Аппетитно уминая запечённую на костре уточку, бригадир ухмыльнулся в нашу сторону: – Ну что, за рыбалку и охоту ставлю вам с натяжкой положительный балл… – Как это положительный балл с натяжкой? – в один голос удивились мы, явно рассчитывая на большее. – А вот когда с тундряного места каждому по гусю принесёте, тогда, может быть, и балл повысится. – А это тебе что, не мясо? – А где ты видишь мясо на плавающих цыплятах? Хорошо полопаешь – хорошо и поработаешь, – народная мудрость. – Мудрость, только наоборот. – У кого-то может и наоборот, а у нас так. Верно говорю, мужики? – Угу, – поддакнул Витёк, обгладывая косточку. – Паечка из гусятинки посерьёзнее будет. – Вот попью чайку и расскажу, где гусей искать, – закончил бригадир и потянулся за кружкой. После ужина, наломавшиеся на работе мужики перекурили и потихоньку потянулись по палаткам отдыхать. Только бригадир в одиночестве сидел над обрывом у берега реки, уста-вившись на уходящий за горизонт леса красный диск солнца. Возможно, угадывал погоду на завтрашний день. Я подошёл к нему. Сел рядом. – Юр, ты обещал рассказать, куда на гусей идти. – А — аа, ну да… – оторвался он от своих дум. – Вы где сегодня рыбачили? – Внизу, за перекатом. – А гогот гусиный слышали? – Да вроде, только издалека он. Ветер в нашу сторону был. – Вот туда и идите. Сам не ходил, но местные говорят – безлесное место там с озёрами. Гуси к отлёту в тех местах табунятся . Будет желание – сбегаете с Николаем, а сейчас пошли спать, умаялся я сегодня. Утром, после завтрака, когда все ушли на работу, я поведал дружку вчерашний разговор о гусином месте. – А сколько туда идти? – уточнил он. – Да кто ж его знает? Вот сходим и узнаем заодно. Раз ветер гогот донёс, значит не на краю света. На том и порешили. Взяли мелкашку, ружьё и двинулись в указанную сторону. Три часа ломились через дикий с завалами лес, в обход топких трясин, что поубавило нашего энтузиазма. Эти зигзаги вдвое удлиняли путь и отодвигали во времени нашу цель похода. Ко всему прочему, радости жизни лишали комары, которые кружили вокруг нас свою зловещую карусель. На лицо и руки мы наносили «Репудин» (лосьон, отпугивающий комаров), но он мало помогал. Хоть и написано было на флаконе, что защищает от этих кровососов 4-5 часов, но уже через 30 минут кома-ры с ещё большим остервенением пикировали на нас, как будто мы становились для них слаще. Гусиный гогот был всё так же далёк. Создавалось впечатление, что он всё дальше заманивал нас в тайгу. Это напоминало колдовство. – Давай так, – предложил я, – ещё один час идём в эту сторону, и если ничего не изменится – возвращаемся. – Годится. Час ходьбы к гусиным местам нас не приблизил. Их далёкий гогот уже слышался нам как хохот над неудачниками. – Поворачиваем, – выдохнул Николай, смахивая пот со лба, – пусть гуси живут себе на радость. Перед обратной дорогой присели отдохнуть. Вокруг нас тёмными островками блестела шикша. Эта сочная ягода отлично утоляла жажду. На зелёной моховой подстилке, на длинных ножках, оранжевыми звёздочками красовалась морошка. После пресной шикши, спелая морошка на вкус была как десерт. Отдохнули и двинулись в обратный путь. Где-то на полдороге Николай меня остановил: – Смотри, гусь, – прошептал он и показал рукой влево, в сторону зарослей. – Где? – Да вон же, на дереве. – Хватит трепаться, гуси на деревьях не сидят. – Да ты лучше смотри, – улыбаясь, настаивал он. Действительно, на дереве сидела какая-то серая птица величиной с гуся. Стараясь не спугнуть, мы потихоньку подкрались поближе. На ветке восседала полярная сова. – Слышь, я её сейчас из мелкашки сниму. – Зачем? – удивился я. – Отличное чучело будет, – и, прицелившись, нажал на спусковой крючок. Сова качнулась, ещё какое-то мгновение посидела на ветке и рухнула вниз. – Зоркий глаз и твёрдая рука, – похвалил он сам себя. – И деревянная башка, – добавил я. – Напрасно птицу загубил. – Ничего ты не понимаешь, – оправдывал Николай свой поступок. – Этот трофей похлеще гуся будет. – Как знаешь, но всё равно, напрасно. Дальше спорить не стали – дело сделано и ничего уже не вернёшь. Подобрав трофей, продолжили путь. В лагерь вернулись под вечер. За столом сидел один бригадир и пил чай. – А где народ? – Народ ещё на покосах. Я на кочке ногу подвернул, так пришлось с поваром поменяться местами. Сейчас вместе будем ужин готовить из гусятины. Выкладывайте добычу. Николай вытащил из вещмешка сову и распластал по земле. – На кой ляд вы её притащили? – Чучело будет. – А народ чем кормить? Вы же на гусей ходили. – Так не нашли мы их. А, собственно, зачем горячку пороть? Вон, видишь, хариус на вечернюю мошкару плещется – сейчас наловим, раз сова не гусь. – Сова не гусь, говоришь? – задумчиво переспросил бригадир. – В твоих словах есть соль идеи. Имеется у меня один брезгливый штрафник, так мы ему персональное блюдо из совы приготовим. Пусть поплюётся. После этих слов Юра взял сову, аккуратно снял с неё шкурку, чтобы не испортить будущее чучело, порубил тушку и в отдельной кастрюле по всем правилам затушил. Вскоре пришла голодная братия. – А где ещё одного потеряли? – поинтересовался бригадир. – Витёк следом подойдёт, последнюю копну лапником обкладывает. Дожди на днях обещают, так если хорошо не укрыть, то зальет и сопреет сено. Жалко, труда-то сколько положили, – со знанием дела изложил рыжеволосый Стас. – Что на ужин сегодня вкусненького? – Хариус жареный и макароны по-флотски с тушёнкой. – А каждому по обещанному гусю где? – В тундре. Принесли только одного, но он неделимый и как премия будет подан самому работящему, который ещё трудится, а вы уже здесь, за столом, на гусятину облизываетесь. Так что, дерзайте на покосах, а ваши гуси пока жирок нагуляют, – поставил авторитетную точку бригадир. Все без обид навалились на еду. Знали, что старшой своё слово держит. Когда уже пили чай, появился Витёк: – Приятно откушать честному народу, – поприветствовал он. – Разводной, а не подашь ли и мне паечку? – Тебе? С удовольствием! – и Юра поставил перед ним кастрюлю с тушёной совой. – Прошу, гусь персональный. Витёк расплылся в улыбке от такой бригадирской заботы и принялся наяривать прямо из кастрюли. При его аппетите она быстро опустела. – Макароны с тушёнкой будешь? – Это блюдо пропускаю, – и в подтверждение сытости зычно отрыгнул. – Извольте подать мне чайку, – и, отвалившись на спинку лавки, в блаженстве прикрыл глаза. Мужики перекуривали рядом на бревне и, поглядывая на счастливчика, слегка завидовали ему. В это время Юра подошёл к столу, за которым восседал в блаженстве Витёк и растянул за крылья шкурку совы: – Хочешь посмотреть на гуся, которого ты сожрал? Тот приподнял веки. Перед его носом был крючковатый клюв и вытаращенные совиные глаза – полтинники, а снизу болтались когтистые лапы… – Ты что? Ты что несёшь? – заверещал Витёк. – Врёшь! Не может быть! – Может, троглодит, может! Сегодня ночью она угукать в твоём бездонном пузе будет! Обжору с лавки, как ветром сдуло. В три прыжка он долетел до реки, скатился с обрыва и ещё долго внизу рычал, исторгая из своей утробы всё, что с такой жадностью заглотил. Вернулся с позеленевшим лицом и покрасневшими от натуги глазами: – Старшой, ты, что же это? А? – А что? Это же не отрава. Я ведь только пошутил над тобой, а ты к моей черепушке всерьёз прикладом приложился. Так что мы с тобой квиты. Мужики, наблюдавшие за этой сценой, дружно покатывались со смеху. В конце концов завидки по съеденному «гусю» прошли, да и взаимные обиды на шутку и шишак на голове тоже. Попили чайку и окончательно замирившись, пошли отдыхать. Следующий день мы с Николаем решили посвятить рыбалке. На зорьке ушли вниз по течению за перекаты. Изголодавшая за ночь рыба клевала прекрасно. По отработанной методе к полудню каждый надёргал по котомке рыбы. Монотонность рыбалки и ненасытные комары в конце концов сломили наше терпение. Когда вернулись в лагерь, повар отказался от рыбы. – Надоела она уже. Вон соль в мешке, засолите и подвялите. А через пару деньков подкоптить можно будет. У нас коптильня из бочки сделана. После обеда сходили бы вы лучше маслят на мхах насобирали, да жимолости на пойме. С его предложением мы согласились. Не стали дожидаться общего стола, а поели вдвоём и пошли через лес на луга. Земля редколесья, на которую мы набрели, была покрыта толстым седоватым ковром ягеля. Этот мох – самый что ни на есть олений деликатес. На нём то тут, то там поблескивали тёмные шляпки маслят. За полчаса мы нарезали на ужин несколько килограммов самых отборных и решили не задерживаться, а прямиком двигать на пойму. Урожай жимолости на заливных лугах нас порадовал. Места тут нехоженые, а ягода нетронутая. Небольшие кустики жимолости от обилия ягод со стороны казались синеватыми. Продолговатые плоды отливали матово-синим цветом. Спелые ягоды таяли во рту, завораживая необыкновенным ароматом. Лесное угощение горстями отправляли в рот и вскоре набили оскомину. Только после этого вспомнили, что у нас есть и другая ёмкость для ягод – ведро. Когда с дарами леса вернулись в лагерь, повар оценил наше усердие: – Вот это другое дело! А то рыба и мясо каждый день. Сколько можно? Значит так: на первое – суп гороховый будет, на второе – грибы тушёные с картошечкой на гарнир, а запьём всё это чайком на брусничнике заваренном, с травами разными, да со свежим вареньицем из жимолости. Каково будет? – Здорово придумал. – Тогда за дело. Чтобы ужин не задерживать, вы мне должны помочь. Мы дружно принялись за работу. Сообща ужин приготовили вовремя. Изголодавшиеся косари с удовольствием приняли новшество в меню. Запивая свежее варенье ароматным чаем, Денис обратился к бригадиру: – Старшой, на дальнем покосе, у ягодника за плёсом, не раз уже медвежьи следы видел. И вот сегодня опять на свежие натолкнулся. Мишка то ли в ягодник ходит, то ли рыбу промыш-ляет. Может, дашь ружьишко, схожу на ночь в засидку? Медвежатинки на вертеле запечённой захотелось… – Ты забыл, кто в тайге хозяин? Размечтался… на вертеле… запечённой… А как насчёт гроба деревянного? – Так я же не в рукопашную на него пойду. Устроюсь на дереве, которое потолще, на нём и поджидать буду. – У меня только три патрона с жаканами осталось. – Хватит, думаю. – Ладно, я тебя не посылаю, сам идёшь… – Ясное дело, что сам. После чаепития бригадир вынес ему из палатки ружьё, патронташ и охотничий нож. – А нож зачем? Я же сказал, что не в рукопашную собираюсь, а с дерева. – Бери, медвежатник хренов. У мишки когти и клыки есть, а у тебя на крайний случай хоть один надёжный железный зуб будет. Да-а, ещё, вон там, у куста жеребец кучу навоза после себя оставил, так ты возьми с собой. Когда залезешь на дерево, натри навозом одежду, чтобы запах человека отбить, иначе не подойдёт зверь, если учует тебя. – Ну, да, дерьмом мазаться… – Намажешься, чистоплюй, если не хочешь всю ночь на дереве напрасно просидеть. Денис собрался, повесил на шею ружьё, помахал нам рукой и ушёл в сумрачный лес испытывать то ли судьбу, то ли себя. Всегда после ужина мужики вспоминали весёлые истории из своей жизни, рассказывали анекдоты. А сегодня после ухода Дениса чувствовалась какая-то внутренняя напряжённость, тревога. Разговор не клеился. Над поймой опустился туман. Потянуло прохладой. Посидели ещё немного и разошлись по палаткам. Сон в эту ночь у меня был тревожным. Спал чутко, несколько раз просыпался и прислушивался к шуму леса. Он жил своей обычной жизнью. Едва дождавшись рассвета, вылез из палатки. Непроизвольно посмотрел в ту сторону, куда ушёл Денис. Пойму укрывал тонкий слой тумана. От воды над рекой поднимался пар. Оказалось, что не я проснулся первым. Повар уже колдовал у печки, а двое умывались в реке. Пошёл и я окончательно прогнать утреннюю дрёму прохладной водой. Со стороны она казалась ледяной, и я уже всем телом приготовился к этому, но, окунув руки, почувствовал, что в воде теплее, чем на воздухе. Ополоснувшись по пояс, ощутил прилив бодрости. Когда поднимался наверх, услышал голос бригадира: – А вот и охотник наш идёт. Действительно, на луговине по колено в тумане в нашу сторону брёл человек. На шее висело ружьё, руки были раскинуты в стороны и лежали на прикладе и стволах. Издали он смотрелся как видение с крестом. Когда Денис подошёл поближе, бригадир, улыбнувшись, полюбопытствовал: – Ну, что, медвежатник, готовить вертела или чистые штаны? – И ни то, и ни другое. – Тогда рассказывай. – А что рассказывать? Выбрал дерево, устроился на нём поудобнее и стал ждать. Всю ночь просидел. Никого. Тишина. Под утро живот начало пучить. То ли от горохового супа, а, может, от грибов – не знаю. Терпел, сколько мог. Только потом меня так раздуло, что этот самый внутриутробный дух вырвался из меня с такой силой, что аж на весь лес громыхнуло. А в ответ, недалеко от меня как рявкнуло что-то и ломанулось через кусты в чащобу. Похоже, медведь был. – Так, может, ты его своим гудком до смерти испугал? «Медвежья болезнь» называется. Может, он и умер со страху там? Ты в кустах его тело бездыханное искал? – Ага, сам иди в кусты, с медведем в прятки поиграй. Я ещё целый час потом с дерева не мог слезть. – Так, может, ещё разок в засидку на ночь сходишь? – Да нет уж… – А говорил, медвежатинки очень захотелось… – Старшой, оставь человека в покое. Ты лучше налей ему чего-нибудь покрепче из своего «НЗ». Дай в себя прийти, – заступились слушатели. – Повар чаю крепкого нальёт. Большего не заслужил. Но сначала иди в речку искупайся, – обратился Юрий к Денису, – а то от тебя душком пованивает, непонятно только, конским или твоим. Больше никто над добровольцем – медвежатником не подшучивал. Каждый мог представить себя на его месте. Важно, что он сам себя испытал на прочность и наверняка сделал долж-ный вывод. Когда завтрак уже заканчивался, из соседней бригады пришёл человек – Кто из вас Василий Баранов будет? – Ну, я. А что? – Вчера на почту в посёлок ходил. Там меня попросили передать, что тебе пришёл денежный перевод из Магадана, ещё месяц назад, и если не заберёшь, то его отправят обратно. – Старшой, что скажешь? Забрать бы надо. – А зачем тебе деньги в лесу? – Так… на обратную дорогу сгодятся… – Ладно, сейчас и выходи. С утра мы без тебя обойдёмся. Да смотри, с деньгами в посёлке не «загуди», а то любишь ты это «заворотниковое дело». К обеду чтобы вернулся. – Командир, буду как штык! Витёк отозвал Баранова в сторону: – Пустым из посёлка не возвращайся. С угощением ждём. Зря что ли за тебя пахать будем? – Так, бригадир сказал… – Это он сказал, а ты волю народа слушай! – Ну, ладно. Василий стал собираться: побрился, надел клетчатую рубашку с галстуком, костюм, надушился «Шипром». Ну, прямо франт из леса. Очевидно, сработало самолюбие инженера. Перевёз я его на лодке на другой берег и он ушёл, а я с бригадой подался на покос. Солнце уже оттолкнулось от горизонта тайги и прямиком покатилось к зениту. На кочковатой пойме высохшей болотины, среди полуистлевших пней и одиночного сухостоя серебрилось остатками росного бисера буйное разнотравье, в пояс человека. Мужики молча разобрали косы. Кто-то отбивал на обушке зазубренное вчера о валежник лезвие, другие поправляли косы оселком. Нашлась запасная коса и мне. Как же, побыть на сенокосе да и не помахать литовкой?! Первым справился бригадир: – Ну, что, труженики серпа и молота, с богом! – и размашистым движением пропорол в траве первый прокос. Выбрав себе место посвободнее от валежника, сухостоя и пней, его примеру последовали и другие. Я пристроился вслед бригадиру. С сильного замаха моя коса то и дело клевала носиком встречные кочки, пни, а то просто втыкалась в землю. Очередной клюнутый пенёк не хотел её отпускать, будто это не коса в него уткнулась, а он её поймал. Я выдёргивал косу, но вскоре всё повторялось. Глядя на мои чертыхания, Юра подошёл ко мне. – Смотри, братишка, сначала показываю, как косу правильно держать. А теперь – как нужно кочки и пеньки окашивать. Его натруженным рукам коса повиновалась, словно смычок рукам маэстро. – Юр, ты же городской, откуда такое мастерство? – Да это очень просто. Нужно всего лишь пару месяцев помахать здесь косой и будет получаться не хуже чем у крестьянина. Ну что, косим дальше? – Ага. Играя мускулами при каждом замахе, он уверенно зашуршал косой по траве. Пытаясь не отстать, я потянулся следом. Когда солнце упёрлось в зенит, бригадир наконец-то выдохнул долгожданное: «Шабаш!» и воткнул косу рукоятью в землю. Мне не пришлось выпускать косу из рук – она сама выпала. Мокрые, устало подтянулись к нам остальные косари. На рубахах остались сухими, пожалуй, только пуговицы. Ядрёный дух прокисшего на солнце мужского пота надёжно защищал нас от вездесущих комаров, которые противно зудели рядом и лишь особо отчаянные решались рискнуть. – Травки навалили сегодня славно, на солнцепёке и под ветерком она подсохнет хорошо. К вечеру придём ворошить. А сейчас всем в речку и на обед. Повар ждёт, – авторитетно подытожил бригадир. К обеду Василий не вернулся. Не пришёл он и к ужину. Начали уже волноваться: что бы это могло случиться? Только Витёк не волновался, а с негодованием возмущался: – Что он за человек? Ну, ничего серьёзного ему доверить нельзя… Бригаду своим невниманием обидел. А ещё инженером работает… Его заботило своё: гонец с угощением не вернулся. В ожидании и волнениях спать легли позже обычного. Под утро меня разбудил какой-то посторонний звук, похожий на мычание. Растолкал брата: – Юр, мычит кто-то. Может, медведь пришёл? – Может, – спросонья согласился он. – А, может, Василий вернулся и зовёт перевезти его? – А что ему мычать, мог бы и крикнуть. – Так мало ли чего… Возьми ружьё, давай выйдем, посмотрим. Вылезли из палатки. Было темно и на другом берегу ничего не разглядеть. Обошли лагерь, но ничего подозрительного не заметили. На всякий случай позвали Василия. В ответ – тишина. Постояли немного и полезли в палатку досыпать. Сквозь предутреннюю дрёму мне опять послышалось мычание вперемешку с бормотанием. Взял ружьё и один вылез из палатки. Уже светало. Над верхушками деревьев проклюнулся краешек восходящего солнца, и противоположный берег хорошо просматривался. Я оторопел от того, что увидел. На другом берегу из деревянной бочки, которая там валялась без днища, торчали ноги человека. Бочка лежала на боку и шевелилась, значит, можно было предположить, что хозяин ног (а им мог оказаться Василий), жив. – Эге — гей, Василий! Это ты? Бочка молчала. Из палатки высунулась кудлатая голова Витька. – Чего там? – Вылезай и быстро в лодку. Похоже с Василием на том берегу что-то случилось. – Сталкивай лодку в воду. Я мигом. На одном дыхании перемахнули речку и бегом к «членистоногой бочке». При нашем приближении она глухо гукнула и задрыгала ногами в Васькиных башмаках. Как флюгер повернулась на обручах – Васькиной ободранной рожей в нашу сторо-ну. Сбила пустые бутылки из-под портвейна, которые покатились по гальке. Их печальный звон привлёк внимание Виктора и очень его огорчил: – Эй ты, Диоген поганый, вылазь из бочки! – Нне-е м-мог-у. З-застрял … – Ах ты, пёс паршивый, – продолжал пилить его Витёк, – а то, что народ, жаждой томимый, тебя с нетерпением ждёт, тебе хоть бы что? Тебе, кайфовому, видишь ли, в бочке хорошо. Вылазь! – и ударил бочку ногой. – Да твою дорогу от магазина по пустым бутылкам можно проследить, алкаш позорный. Вон, две последние бутылки прямо у нас перед носом в одиночку вылакал. Ишь, как ему понравилось втихаря от дружков винцо посасывать, змей ненасытный. И как только твоё брюхо от жадности не треснуло? Выползай! – и пнул его в ботинок. – Нн- е- е … – Ладно, тащи эту улитку проспиртованную за ноги, а я бочку подержу, – снисходительно выдавил из себя Витёк. – Ишь, гостиницу «Метрополь» себе нашёл. Сейчас я тебя, гад ползучий, в вытрезвитель отправлю. Когда мы всё-таки вытащили его из бочки, он стащил с упиравшегося Васьки одежду, сгрёб его в охапку и бросил в речку. Холодная вода быстро привела инженера в чувство. – Ну, что, змей трёхглавый, очухался? Конечно, в три глотки вон сколько вина можно засосать… Что ему друзья-товарищи, которые тоже, может, по «портвешку» соскучились? Эх, товарищ, товарищ… Да, не товарищ ты, а бледная поганка! С этими словами Витёк безнадёжно махнул рукой в сторону понуро сидевшего Васьки, в сердцах, пнул пустую бутылку, забросил в лодку одежду, а следом и её хозяина, который сильно страдал после полученного накануне удовольствия. Народ, разбуженный шумом, с любопытством наблюдал за нашими действиями и доставкой Васьки на родной берег. Бригадир презрительно посмотрел на его ободранную, с бледным оттенком физиономию: – Бросьте эту дохлятину в палатку, пусть оклемается. Представление окончено. Делом нужно заниматься. За завтраком распорядился: – Витёк, ты сегодня кашеваром побудешь, а повар пусть с вилами на покосе разомнётся, а то глаза уже салом стали заплывать. Вернётся домой, жена такого бугая не выдержит – он её раздавит. Заодно за бусурманом присмотришь. – Ещё чего! Да я его сейчас в упор видеть не желаю, так он меня обидел… – Ладно, дело прошлое. Ну, пошли мужики. После безалаберной ночи мне идти никуда не хотелось. Было одно желание: завалиться в палатку и доспать. Витёк с кружкой чая остался за столом в одинокой печали, а я залез в палатку к Николаю. Растянувшись на спальнике, он слушал «транзистор». – Пойдём куда? – спросил я его. – Неохота. Давай лучше рыбу покоптим. – Годится. Из динамика доносился голос Эдиты Пьехи, которая старательным речитативом напевала песню из трёх слов: « … Я могла бы побежать за поворот, Я могла бы побежать за поворот, Я могла бы побежать за поворот, Я могла бы, только гордость не даёт…» – Эй, студенты! Вы меня слышите? Вот она смогла бы, значит и мы сможем… Давайте к столу, – пригласил Витёк. – Зачем? – Дело есть. «Коньяк с резьбой» будете? Экспортный вариант. – Откуда он у тебя? – Раз приглашаю, значит есть. – Ну, раз приглашаешь – не смеем отказаться. Вылезли из палатки. Витёк в руках держал пузырёк «Тройного» одеколона и влюблёнными глазами смотрел на этикетку. На столе уже стояло три стакана. – А коньяк где? – А это тебе что, молоко парное? – Ну, нет, мы тебе не компания. – Как хотите, буржуины. Это самый что ни на есть народный коньяк. – Открутил пробку, отлил половину пузырька себе в стакан. Затем закрутил пробку понадёжнее и пузырек с остатком одеколона спрятал в карман. – Сами понимаете, залить мою тоску-печаль надо. Вчера к вечеру настрой был, да вот не вышло, а его уважить надо, чтобы в душе уныния не было. Ну, будьте! Зажмурил глаза, остановил дыхание и, запрокинув голову, вылил одеколон в рот. Сделал глоток и, растопырив ноздри, с вытаращенными глазами долго озирался по сторонам, потом подхватился и побежал к реке запивать. Вернулся с торжественным выражением лица: – Ну, вот, Пьехе… гордость не даёт, а мне даёт… – Ладно, гурман, после «народного коньяка» не забудь, что тебе обед варить. – Поможете? – Нет. Мы пошли рыбу коптить. К обеду Васька пришёл в себя. Сидел за столом с пришибленным видом. После того, как натиск вопросов в свой адрес выдержал – перешёл в наступление: – Витёк, а зачем ты мне костюм испортил и ещё в речке утопить хотел? А? – Да… да…– потерял дар речи от такой наглости Витёк, – Да гнида ты! – выпалил он наконец. – Жалко, что мысль утопить тебя мне тогда в голову не пришла. Я тебе медицинскую процедуру отрезвления, в отличие от услуг «Медвытрезвителя», забесплатно сделал, без квитанции, а ты мне ещё… Ну и гад… – Кстати, вмешался бригадир, – а где деньги на обратную дорогу, за которыми ты ходил? – А, нету! – Когда мы закончим здесь косить, уедем домой, а ты останешься сено сторожить. Вартанов интересовался добровольца-ми. Обещал наличными заплатить. Вот и на дорогу заработаешь. «На халяву» кто ж тебя в самолёт возьмёт. – Не могу я здесь оставаться. Бригадир, может, дашь денег взаймы? – Это вопрос не ко мне. К Витьку обращайся. – Ага, как денег дать, так сразу к Витьку. Да меня от его вчерашнего «уважения», которое он нёс, да не донёс, до сих пор изжога мучает. Пусть здесь остаётся. Чтобы как-то разрядить обстановку, бригадир обратился к Витьку: – Какой лозунг на вашем бараке у «хозяина» висел? «Честный труд – дорога к дому»? – Точно, был такой. – Ну вот, видишь? Так что искупай, Василий, свою вину ударным трудом, и награда найдёт героя. Усёк? – Ага, – согласился герой прошедшей ночи. Спустя два дня мы с Николаем решили нашу «гостевую экспедицию» завершить и возвращаться домой. Провожали нас всей бригадой. За те 10 дней, что мы были вместе, успели сблизиться с этими по-своему интересными, не растерявшими чувство юмора людьми. Расставались с ними, как с близкими друзьями. – Витёк, садись на вёсла, перевезёшь их на тот берег, – попросил бригадир. Мы загрузили в лодку рюкзаки со щедрыми дарами северной природы и поплыли. На другом берегу Витёк тронул меня за локоть: – Может, «коньячку с резьбой» на посошок? – расчувствовался он. – Благодарю. Когда мы уйдём, примешь сам за наше здоровье и благополучную дорогу. – Пожалуй, это будет правильно, – сообразил Витёк. Обнялись с ним на прощание, помахали руками другому берегу и уверенным шагом бывалых таёжников ступили на тропу, ведущую к дому.