МАЛЕНЬКАЯ ИСТОРИЯ
БОЛЬШОГО МАГАЗИНА

Дело обстояло в удивительном месте! Где ещё вы сможете найти такое разнообразие характеров? Здесь собраны удивительные предметы, созданные в попытке угодить абсолютно любому характеру. И я говорю не о характерах взрослых людей, нет, речь пойдёт о людях малых, детях. Ведь именно дети проявляют себя такими, какими их создала природа, а не процесс воспитания
Как вы уже догадались, речь пойдёт о магазине игрушек. И не просто магазине, а в самый сложный для него период – четвёртую четверть девятнадцатого века. Именно в этот период, под влиянием моды и новых, иностранных, игрушек, стал рушится старый, европейский мир. Маленькие леди стремились быть похожими на кукол, но уже других кукол, не тех строгих и утонченных дуэний, которых им доставали на праздники с полок, а новых, кокетливых, шаловливых, с огромными гардеробами и смелыми причёсками.
Но говорить мы будем даже не о маленьких хозяйках наших кукол, а о самих куклах, куклах старого века.

Новые гостьи в старом доме

Глава 1

Это был удивительный, долгожданный день! Его ждали не только дети – посетители магазина и их родители, но и сам хозяин! Он, кстати, был очень интересный человек. Среднего роста, казался бесцветным и невыразительным, но, когда речь заходила о механизмах в игрушках что-то в нём оживало. Он становился похожим на героя сказок, ловкий и быстрый, с огнём в глазах, он мог бесконечно говорить о них. Когда он заводил и чистил их в своем магазине, а делал он это по ночам, казалось, что действует волшебник, заставляющий неоживлённые предметы слушаться его воли.
Но мы отвлеклись. Это был удивительный день, ведь именно сегодня должны были приехать француженки! Все говорили, что они будут удивительно хороши! Эти куклы могли менять позы и у них было много платьев из батиста и тонкого шелка.
Одна из них, говорили, даже имела приоткрытый ротик и выставляла на показ ряд мелких, острых зубов. Так и казалось, что она вот-вот вздохнёт и заговорит!
И вот, этот час настал! Магазин тут же закрыли, и с заднего входа стали заносить деревянные ящики. Их было так много! На каждом красовалась этикетка компании и штамп перевозчика. Когда наконец-то всё погрузили, и грузчики ушли, хозяин магазина остался один со своим новым приобретением. Он было хотел распаковать первый ящик, но задумался. «Нужно освободить для кукол место», – решил он.
Подойдя к центральной витрине, Борис остановился в раздумье и нерешительности.
И было над чем задуматься! С полок на него смотрели удивительные создания – утонченные леди, теперь уже куклы старого века. Они держали в длинных, кожаных пальцах хрупкие восковые цветы. Простые, но невероятно изящные наряды украшал мелкий кружев, а головки, восковые и фарфоровые, венчали скромные чепцы с бутонами восковых тюльпанов. Они держались с большим достоинством перед неминуемой угрозой.
Наш хозяин помедлил ещё немного, он любовался этой витриной! Каждая кукла на полке напоминала ему старую знакомую. Одна была похожа на его тётю, другая чем-то походила по строгости на соседку. Иная же, совсем отдалённо напоминала давно забытый образ девушки с цветами, он был не уверен, где её видел и видел ли вообще.
Но вот наш герой скинул с себя меланхолию и решил, что прогресс не стоит на месте и ему тоже нельзя отставать.
Он стал доставать по одной кукле, придерживая её за талию, и переносить в дальнюю часть магазина, где было отведено для них новое, не очень приметное место. Когда очередь дошла до последней куклы он решил её оставить.
Собственно говоря, она даже не продавалась, это была кукла его мамы, и хранилась в витрине как память. И ведь было на что посмотреть! Кукла, воистину, старинная, была выполнена из воска, по сложной технологии многослойной английской и шотландской отливки, являлась чрезвычайно прочной. Единственное, что ей действительно угрожало это разбиться как фарфор. Её лицо было особенным, портретным.
С кого мог быть сделан этот портрет хозяин знать не мог, поэтому представлял, что так выглядела его мама в юности. Строгие черты лица много говорили о периоде, в котором жили люди, когда была создана эта кукла. Она как будто тебя осуждала и советовала исправить ошибку, только тебе известную. Наверное, так и было задумано. Эти куклы бесспорно помогали няням и родителям в воспитании отпрысков! Её длинное платье в мелкую розу прикрывало даже щиколотки, оставляя на показ только носочки узких сапожков, застегивающихся до середины голени мелкими, круглыми пуговицами. Воротничок блузки тоже был чрезвычайно скромен, на аналогичные пуговицы он закрывался до самого подбородка. Даже руки были прикрыты почти до запястий. Под кружевной чепец убиралась высокая прическа, и не один непослушный локон не смел выглянуть наружу. Накидка из чёрного кружева прикрывала фигуру в целом. Единственное что придавало хоть немного нарядности её образу брошь, прикрепленная заботливой рукой её бывшей хозяйки.
Когда с необходимой суматохой было покончено, хозяин магазина вернулся к заветным ящикам и принялся открывать первый. О, что за чувство первооткрывателя его переполняло, когда он, преодолев огромное количество соломы, достиг коробки с самой куклой! На ней красовался ярлык «François Gaultier», это была самая дорогая из купленных им кукол. Освободив коробку, с неподдельным волнением он приоткрыл её.
Роскошь наряда была вызывающе ослепительна! Кукла представляла из себя девочку лет шесть – семи, но не по годам смелую и гордую! Её улыбка была приветлива, но и насмешлива, а ряд мелких зубов таил какую-то неизъяснимую угрозу. Белизну бисквитного фарфора оттеняли лёгкие признаки макияжа, что казалось невероятным в то время!
Платье тоже отличалось передовой смелостью. Довольно коротенькое, оно выставляло на показ кружевные панталоны, чулки и ботиночки с броскими пряжками. Платье было ярко-розового цвета, а высокий капор украшали цветные ленты и банты. Весь её вид говорил: «Я пришла к вам, чтобы научить вас жить по-новому! Вам не хватает смелости, вы слишком закостенели!».
Наш герой в нерешительности достал куклу.
Бесчисленное количество аксессуаров осталось лежать в коробке. В руках она тут же поменяла позу и стала казаться ещё более податливой и раскованной. Её деревянное шарнирное тело было собранно на резинку и казалось может принять любую человеческую позу.
Хозяин магазина не знал, как реагировать на неё… Вся надежда была на его маленькую племянницу, которая безупречно чувствовала настроение зрителя и разбиралась в игрушках.
Подержав её ещё немного в руках, он поставил её на полку. Она была не очень крупная, сантиметров сорок пять, но благодаря богатому убранству занимала чрезвычайно много места. Рядом с ней осталась стоять восковая кукла его матушки, она казалось совсем погасла, даже застеснялась и двинулась чуть ближе к краю, чтобы не мешать новой гостье.

Глава 2

Если одушевить скуку, получилось бы призанятнейшее существо! Невероятно ленивое, нетерпеливое, капризное и наряду с этим чрезвычайно талантливое! Именно в состоянии абсолютной неприкаянности человеку в голову приходят в голову самые удивительные идеи… Из этих идей рождаются либо научные изобретения, приносящие пользу много поколений, либо зыбкий и неясный текст, ещё совсем сырой, но уже готовый сложиться во что-то удивительное, сложное и интересное, как литература.
Именно поэтому, его племянница Лиза представляла собой очень занятный образ. Будучи окружённой всепоглощающим вниманием, она была капризной и избалованной, но наряду с этим природные данные брали своё. Что-то тонкое и глубокое угадывалось в её чертах. Будучи совсем юной, а было ей всего двенадцать, она была не лишена серьёзности человека, хорошо знающего мир, или скорее чувствовавшего его. Она часто сочиняла, но никогда не записывала, её рассказы для подруг по вечерам в её тёмной комнате окрашивали всё вокруг зыбкой пеленой волшебства, и казалось погружали слушателя в мир далёкий, невозможный, но такой реальный!
Черты её лица описать сложно. Тонкие губы почти всегда поджаты, зато большие недоверчивые глаза, казалось, таили много секретов. Собеседнику хотелось привлечь внимание этих глаз, произвести на них впечатление, чтобы хоть чуть-чуть приподнять завесу тайны её мысли. В целом она обладала мягкой приятной наружностью.
Любимой её куклой была старая леди, выполненная из дерева и композита. Тонкая и серьёзная, она имела прямой длинный нос и сдвинутые брови, выражающие неодобрение. Девочка напротив считала её улыбчивой и очень доброй. Она говорила, что её Мэги всегда всем рада, и обязательно бы угощала каждого чаем с зефиром, если бы чайник не был таким тяжёлым. Это детское ребячество радовало гостей и заставляло маму недоверчиво поглядывать на старую, почти злую в своём выражении куклу.
Переступая двери магазина Лиза невольно ахнула, но то было не проявление восхищения, а глубокое удивление, лёгкое недоверие к переменам. Дядя девочки совсем растерялся, ведь племянница не двигалась с места, он не понимал её реакции и сильно заволновался, как другие дети будут реагировать на перемены в его магазине. И вот, не выдержав напряжения, он подошёл ближе и спросил:
– Тебе не нравится, ты не этого ожидала?
– Я не знаю, все так непривычно, для наших леди совсем нет места!
– Они уступили место новым куклам, так всегда бывает…
– Как по мне – это ужасно грустно.
Чтобы немного развеселить девочку, он взял с полки самую роскошную и дорогую куклу его коллекции. Это была та самая «François Gaultier» с непривычно откровенным макияжем, в кокетливом платье. Но чтобы дать её в руки девочки их сначала нужно было освободить… Лиза крепко стискивала в руках свою любимицу – строгую Мэг. Но вот ещё секунда и свершилось! она выпустила её из рук и приняла в них другую, как дар, несущий столько перемен в её детское сознание. И по началу она совсем ей не понравилась. Отталкивая своей надменностью и легким оттенком сарказма. Но что-то и привлекло. Бессознательно ей хотелось подражать, заведомо зная, что это неправильно. По началу ей было странно даже держать её, и вдруг что-то сдвинулось в её руках, кукла поменяла позу. Крепкие объятия девочки привели в движение шарнирчики куклы – это было так непривычно! Тут же забыв обо всём, девочка принялась двигать и рассматривать новую подругу. Раньше её самой преданной наперсницей была Мэг, а теперь она лежала совсем покинутой на прилавке магазина, и сентиментальному зрителю могло бы показаться, что что-то потухло в её строгих, искусно нарисованных глазах.
Но ничего не способно длиться вечно, особенно первое впечатление! Оно неумолимо перерастает либо в разочарование, либо в глубокую привязанность. Наш случай был скорее вторым. Чем дольше ребёнок держал игрушку в руках, тем меньше ей хотелось отдать её. Набравшись решимости Лиз произнесла:
– Я в нее поиграю, можно?
Борис растерялся, ведь это была очень дорогая кукла, но любовь к племяннице тут же победила.
– Конечно можешь оставить её у себя на сколько тебе будет угодно, вы ведь обязательно подружитесь!
Он сказал это с трогательной улыбкой человека, которому просто не суждено повзрослеть. Да и обращался он скорее к кукле, чем к девочке. Затем он продолжал:
– Наверное, тебе уже пора, за окном почти стемнело, мама будет ругать тебя.
И девочка, как будто очнувшись, повернулась и взглянула в окно. Тихий вечер уже угасал, уступая ночной прохладе. Тени подкрадывались к жилым домам, обволакивая их своим таинственным спокойствием. Идти ей было совсем недалеко, буквально через дорогу, и все же она решила, что ей пора. Да и поиграть в новую куклу ей очень хотелось. Лиза повернулась к дяде:
– Да, наверное, я пойду, но ты ведь знаешь, что я очень люблю тебя! И игрушки тут совсем не при чём. Хотя они мне очень нравятся.
С этими словами она переступила порог и тихо вышла, её маленький силуэт растворился в тумане. «Какая же она хорошенькая девочка», – думал Борис, – для своих тринадцати лет такая умная и рассудительная». Ребёнком она была и правда удивительным. Всегда послушная и правильная, она выгодно выделялась среди своих сверстниц. С этими мыслями он повернулся к прилавку и … О неожиданность! Мэг лежала совсем покинутая среди упаковочной бумаги. В первый раз в жизни девочка оставила эту куклу и даже не дома, просто оставила в магазине! Борис ужасно запереживал, представляя, как Лиза приходит домой и понимает, что подруга её детства пропала! Как она будет плакать! И этот образ совсем его расстроил, но он просто не мог всё бросить и уйти относить куклу. Решив, что она сама завтра вернётся, или он пошлет посыльного, он немножко успокоился. Взяв Мэги в руки, он постоял с минуту в нерешительности и спрятал её в шкаф. Так будет надежнее решил он. Но что может быть менее долговечным чем детская дружба! Наш герой просто забыл про посыльного, а девочка уже не заходила целую неделю. Перед старой подругой Лизы нависла угроза быть забытой, и остаться в этом шкафу навсегда.

Глава 3

Непривычная экспозиция магазина привлекала всё больше людей, покупатели стояли в очереди перед открытием, чтобы первыми увидеть и, возможно, приобрести самую красивую и, безусловно, самую модную игрушку этого города. Уже через две недели пришлось заказывать новую партию кукол и ближайшее ателье было просто завалено заказами на крохотные платьица, шляпки и корсеты. Эскизы были очень непривычны для портных, и они выбивались из сил в попытках угодить своим маленьким клиентам.
Вскоре и сами девочки захотели иметь наряды, как у своих любимец, и по улицам потекли целые стайки разноцветных бантов, капров, и укороченных платьев. Пожилые дамы в ужасе отворачивались замечая, как из-под подолов юбочек стали выглядывать кружевные панталончики. Но что же могли поделать родители! Настойчивые отпрыски просто не согласны были одевать строгие воротники и длинные юбки.
Пока мир постепенно менялся, за витриной магазина, ровняясь на его новомодный стиль, одно место оставалось неизменным. То была мастерская художника, который изготовлял домовых кукол. Она находилась в самом конце улицы, зажатая между двух больших зданий, её можно было легко не заметить. Неприметная вывеска гласила: «Мастерская мистера Густава, кукольных дел мастера». Если зайти внутрь этого помещения, первое, что бросается в глаза – целые ряды кукольных голов, надетых на палки. Они были расставлены вдоль стен, часть из них были уже расписаны, часть были только подготовлены под окрас. Выполнены они были из композита и дерева. Каждая была индивидуальна, но объединяло их всех строгое и чопорное выражение лица. В остальном помещение тоже было весьма примечательным местом. Освещаясь газовыми рожками, оно было немного темновато. Зато удивительные тени от кукольных головок, создавали неповторимую атмосферу, лёгкий запах красок пропитывал здесь все, не только воздух и скупую мебель, но и даже стены. У одной из них стоял шкаф, он был выполнен специально для этой мастерской, и отличался большим количеством высоких, открытых полок, и все они были без щелей уставлены подставками с маленькими ручками и ножками в изящных ботиночках, нарисованных прямо сверху, и украшенных росписью шнуровки с кистями. Были также, в мастерской многочисленные столики, уставленные баночками с красками и заваленные кистями. Но если пройти через всю мастерскую, то гость мог наткнуться на невысокую линяло-зелёную дверь с большим медным кольцом вместо ручки. Вот именно там почти всегда и находился мастер. Казалось, что, приоткрыв эту дверь, можно попасть в душу самого художника, понять мысли автора, прочесть скрытый смысл его творения. Но эта дверь была всегда заперта, тщательно охраняя свои тайны от неосторожного зрителя, как бы лишая возможности ранить себя неуместной критикой. Когда мастер покидал свою комнату, на его лице то появлялась беззаботная радость, снимавшая груз последних десятилетий, то встревоженная грусть, а иногда сосредоточенное смирение. Самому мастеру было около шестидесяти. Говорить о возрасте он не любил, как, впрочем, и говорить вообще. Чуть вьющиеся волосы уже тронула седина, придавая им благородный оттенок. Как осень украшает листву своими красками, так и осень человеческой жизни оставляет благородный оттенок на своём обладателе. Он был худой, хотя и хорошо сложен. Острые черты лица и волевой взгляд подчеркивали живость всего образа. Было что-то в нём отторгнутое от мира и желающее взаимодействовать с ним, быть понятым. Наш художник был одинок, хотя и любил детей. Как положено мастеру игрушек он умел предугадывать их желания, вызывать неподдельное восхищение.
Частенько к нему в мастерскую заглядывали уличные мальчишки. В отличие от своих соседей он никогда не гнал их, относясь к ним с большим пониманием, всегда говоря с ними на равных как со взрослыми, он, как мог, решал их проблемы. Мало кто из его маленьких гостей уходил с пустыми руками, Густав старался наградить каждого этакой незамысловатой безделицей, собранной из остатков материала, но не лишенной своего шарма и изюминки. В целом он был добрым малым, и его одиночество являлось признаком чрезвычайной занятости и трудолюбия, нежели тяжёлого характера. Но, смею предположить, он вряд ли был одиноким в окружении детей и своих кукол.

Глава 4

Жизнь текла по-прежнему, медлительно и размерено в этом провинциальном городке. Но что-то уже начинало меняться. Ветер перемен, казалось, прогуливался по рассветным улицам старого, маленького городка. Иногда его можно было заметить в шелесте оборок новомодной, укороченной юбки, щеголеватой шляпке или даже в задорном смехе молодой девушке. Внешний облик человека слишком важен для нас, он значит больше для нас, чем мы того хотим. Оденьте на самую большую скромницу легкомысленный наряд, и неумолимо, со временем, движения станут плавнее, голос громче и смелее. Пиджак навязывает нам серьёзность и, как бы не желая разочаровать зрителя, мы меняемся в угоду нашего образа. Это немного грустно… как легко нам потерять свою сущность. Мы готовы, как актёры, меняющие образ менять самих себя в попытке понравиться другим, быть принятыми, добиться похвалы и восхищения.
А где-то под вывеской магазина модных кукол в своём плетёном кресле сидел Борис. Он был в глубокой задумчивости, дела шли как нельзя лучше, он даже смог нанять себе работника, но что-то тяготило его. Уже четыре недели к нему не заходила его Лиз. Брошенная ею Мэг так и осталась в шкафу. Уже сам хозяин стал забывать о ней. Раньше племянница приходила каждое воскресенье, и он всё ждал её. Казалось, вот-вот она появится в дверях, в своём скромном светло-сером платье с простым воротником и серыми манжетами. Солнечный свет будет обволакивать в контражуре всю её хрупкую фигуру, и она будет совсем как кукла его мамы, сошедшая с полки, ожившая и улыбающаяся свой нежной, детской улыбкой. Но это никак не происходило, и что же должно её так занимать!
От этих тягостных мыслей Бориса отвлек звонок колокольчика, оповещающего, что кто-то пришёл. Он встал со своего кресла и повернулся к выходу, в дверном проёме стоял уже знакомый нам мастер кукол. Густав замешкался немного в холе, после чего спросил:
– Вы не присылали ко мне посыльного на этой неделе?
Голос его прозвучал глухо и как-то надломлено.
– Да, да… я совсем забыл… Вы присаживайтесь – и Борис указал на гостевой стул возле витрины – понимаете – продолжал он, немного помедлив – у меня уже месяц не брали ваших кукол… Все хотят новых, вот их… – и он махнул рукой в сторону главной витрины, в его жесте уже не угадывалась былое благоговение, что-то стало смущать его… – Они находят их более современными и совершенными. Право, я и сам уже не рад что выписал их, ваши куклы мне нравятся много больше! Но что поделаешь, отступать уже некуда покупатели точно знают, что им нужно… – с этой фразой он безвольно опустился обратно в своё плетёное кресло воцарилось молчание.
Художник ещё немного помедлил и решительно встал.
– Не смею вас задерживать, прошу прощения!
С этими словами Густав скрылся за дверью магазина. Пояснять было нечего, всё было сказано, художнику оставалось только вернутся в свою мастерскую под зелёной вывеской, которая являлась для него домом.
Вот ещё один воскресный день подошёл к концу. Лучи уходящего солнца освещали крыши городских зданий, окрашивая их в кровавый пурпур, в этом свете было что-то грустное и даже тревожное. Так казалось Борису. Потом он решил, что день был просто слишком долгий и это нервы. С этими мыслями он сам закрыл магазин и ушёл домой спать. Уже зажгли уличные фонари.
Сразу, если покинуть центр города, был сад. Его так называли, поскольку своими размерами он никак не мог претендовать на парк, хотя деревьев там было многим больше чем цветов. Так вот, этот сад, будем и мы его так называть, был не лишен своей причуды. Уже никто не помнит кем именно он был основан, но затея являлась неординарной. Здесь можно было увидеть растения из разных стран, влияние колоний на Европу было столь велико, что людям хотелось привезти уже не только ковры и вазы, а немного земли и самой природы. Самим же растениям было отнюдь не легко! Чахнущие не в своём климате, они не могли сдаться, поддерживаемые заботливой рукой садовника. Так мы могли увидеть тропическую пальму, загрустившую на фоне раскидистой платаны. Рядом соседствовали грецкий орех, который разумеется никогда не давал плодов и лиственница, заметно обогнавшая его в росте. Но несмотря на свою несуразность, садик не был лишен своего обаяния… Ровно выложенные дорожки из плоских, неправильной формы камней, по сторонам украшали кусты роз. Эти розы были невысокие, каждому новому гостю этого сада казалось, что их только что высадили, и они ещё разрастутся, но это было не так. Они уже много лет были именно такими и несмотря на свои скромные размеры постоянно цвели пышными, ароматными цветами усыпая всё вокруг нежными лепестками. Вечером дорожки подсвечивали фонарики, и вот тогда и начиналось всё волшебство! Сад, который днём казался достаточно голым, преображался в загадочное царство, олицетворяя собой далёкий, мало известный европейцу, опасный мир. Конечно не сложно догадаться, что сад стал излюбленным местом всех детей маленького, можно сказать, провинциального городка. Вот именно туда и решил отправиться Борис в надежде увидеть племянницу, которая так редко стала радовать его своим присутствием. Не лишним будет упомянуть, что этот сад всегда был близок Борису. Ему казалось, что разнообразие форм растений, не свойственных их полосе, даёт новый приток жизненных сил, увядающему в своей закоренелости и консервативности, старому саду. Когда ему было грустно, стопы сами несли его в это место, пропитанное, как ему казалось, новыми идеями, надеждой на перемены, будущее в конце концов, непременно прекрасное и многим лучше настоящего. Всё это были лишь чувства, несознательные, неуловимые, но побуждающие действовать, пытаться, дерзать!
И вот пройдя несколько старых улиц и преодолев реку, по невероятно старому, каменному замшистому мосту, он очутился у входа в сад.
На каменных столбах, покрытых выщерблинами и плющом, увенчанных равнодушными херувимами, держались кованные витиеватые врата. Одна дверь была чуть приоткрыта, другая и вовсе перекрывала проход. Осень уже затронула травы и листья вокруг и в лучах неверного тающего вечернего солнца вся эта картина веяла заброшенностью. И всё, в целом, виделось Борису по-другому. Было что-то от кладбища в этих статуях, потянутых плющом, поражающих равнодушной статичностью лиц. Травы уже жухлые, лишенные жизненных сил, и эти ворота, как ограда забытой могилы, чуть приоткрывая дверь, как будто, просила незнакомого путника зайти и оставить цветок. Испугавшись собственных мыслей, Борис стремительно проскользнул в сад, стараясь не задевать створки ворот, чтобы не нарушить тишину скрипом, похожим на карканье ворона. Зайдя внутрь он почувствовал облегчение. Знакомые тропинки убаюкивали, позволяя бездумно гулять по ним, не допуская возможности заблудиться. И он гулял, выполняя механически однообразный процесс, мысли путались, но зато не тревожили его. Было что-то в этом состоянии от опьянения, что позволило ему расслабиться.
Но вот он упёрся в клумбу, которую совсем не узнавал, не понимая куда привели его ноги, он пробудился ото сна и внимательно всмотрелся в незнакомое растение. Перед ним предстало нечто вроде дерева, раскидистое и сильное. Ветки же его по форме напоминали листья пальмы, но пальмой оно не являлось. Дерево уже отцветало длинными стеблями с жёлтыми цветами. Посмотрев вниз он заметил множество новых ростков, которые захватывали территорию вокруг себя. Обойдя кругом диковинку, с теневой стороны он заметил старую плетущуюся розу, вот её то он узнал… но как же трудно это было! Совсем поникшая от недостатка света, она чахла в тени этого исполина. Он как будто крал у неё не только свет солнца, но и сами соки из почвы, казалось душил её своими корнями. Как будто не в силах помочь старому другу, Борис отвернулся. Тоска и тревога, почти отпустившая его на этой прогулке, снова вернулась и стала жалобно подвывать где-то глубоко в сердце. Он поспешил покинуть старый сад, гонимый неизъяснимыми видениями и призраками. Вернувшись домой он почувствовал себя разбитым и неделю не покидал родных стен, ведь даже магазин не нуждался в нём, продавцы хорошо справлялись и каждый его приход лишь смущал их и заставлял суетиться, что в свою очередь ставило в неловкое положение уже и его. Больше не находя себе места в своём мирке, он покидал его, находя занятие на стороне.
Шли месяца, и вот постепенно подкралась зима, погружая в тяжёлый, похожий на забвение сон. Однотипность каждого дня, свойственного этому времени года, усыпляет даже сам разум. Это чувство претило Борису, живой и деятельный по своей натуре он старался пробудить себя как мог, но всё равно медленно погружался в пучину всепоглощающей дремоты. Главная радость его жизни – племянница уже совсем, кажется, не заглядывала к нему. Изредка навещая в промежутках между покупками, она рассказывала о шляпках, платьях, лентах. Внимательно рассматривая витрины с новыми, пышно одетыми барышнями, выбирая себе новые подарки к праздникам. Борис слушал её, но отрешенно, его старая Лиза никогда бы не стала уделять столько времени лентам и туфлям, его старая Лиза наверняка бы заметила следы недавней простуды, и принесла бы мёд…
Его старая Лиза!
Что за метаморфоза могла произойти за столь короткий срок? Скоро весна, и скоро год, как он потерял своего лучшего друга, хотя она стоит совсем рядом.
«Надо послать подарки на рождество по почте, это будет сущая пытка делать вид, что всё как прежде!», – решил он, задумчиво качая головой, на неумолкаемый щебет племянницы. Так зима и шла, как тяжёлый длинный сон. Не находя себе места в магазине, он уходил домой всё раньше, и ложился спать, за неимением других занятий. Но и в забвении он не находил покоя, всё чаще ему приходил в видениях старый сад. Его заброшенного вида ограда вызывала неизъяснимую тревогу. Плющ, недавно так радовавший глаз, теперь лишь предавал ощущение заброшенности и эти лица равнодушных путти, восседающих на каменных шарах, спустивших неловко свои пухлые ножки, напоминали памятники. Иногда на этом он и просыпался, а иногда сон шёл дальше, и Борис снова бродил по саду так хорошо ему знакомому раньше и сильно меняющимся теперь. И как же он не замечал?! Диковинные растения, привезённые из чужих стран с такой тревогой за их будущее, не только выжили во враждебном им климате, но и стали царить, уничтожая в своей тени старые, хрупкие, менее сильные местные породы. Захватывая всё новые и новые территории, они не обновляли старый мир, они пожирали его, уничтожая тонкий ландшафта старинного сада своей необузданной, наглой и броской красотой. Обливаясь холодным потом, Борис просыпался и испытывал горькое чувство вины, пока неосознанное, но такое реальное. А иногда этот же сон начинался совсем по-другому. Ухоженная ограда радовала глаз, каменные изваяния склонялись как бы приветствуя каждого гостя, а попадая в сад, зритель видел гармонию, царящую между растениями со всего мира. Каждому в этом саду нашлось место, никто не обделён лучами солнца. Возможно, именно так и задумал тот чудак, который его заложил. И на душе Бориса становилось весело, но в секунды пробуждения закрадывалась мысль, не красивый ли это обман, скрывающий страшную тайну неминуемого поглощения. На утро Борис каждый раз дивился, и что к нему так пристало это видение. Даже давал себе обещание больше не посещать это странное место. Но он не мог, он знал, что как только настанет весна, и буйно распустится зелень, он пойдёт в этот сад с одной лишь надеждой, что та роза, которую он помнит так давно, распустится новым цветом и тогда, все его тревоги и бессвязные страхи уйдут, как ночные тени.

В магазине был знаменательный день. Сегодня должна была прибыть удивительная кукла Steiner. Она являлась автоматом и была чрезвычайно дорогая. Борис пришёл раньше обыкновенного и ждал посыльного с тревогой и нетерпением. И вот это случилось! Был принесён огромный ящик, в который помещалась кукольная коробка. Борис извлёк коробку и с трепетом открыл её. Перед ним предстало весьма непривычное зрелище… необыкновенно роскошно одетая кукла, как и обычно, уже не смогла бы привлечь его внимание. Но эта отличалась другим. На абсолютно круглом лице зиял маленький капризный ротик, уставленный двумя рядами острых мелких зубов. Было в этом лице что-то хищное и требовательное. Из коробки кукла протягивала вперёд короткие ручки, с растопыренными пальчиками. Глаза рассеянно смотрели слегка в разные стороны. Он вынул её из коробки, кукла оказалась весьма приятного веса. Тяжёлая и качественная. Сбоку торчал ключ, украшенный именным вензелем. Борис повернул ключ несколько раз, и тут она издала пронзительный писк, который слегка напугал персонал магазина. Затем кукла абсолютно отчётливо произнесла папа, мама, и повторяла она это снова и снова. Имитация человеческого голоса была столь совершенной, что становилось жутко. Борису захотелось выпустить её из рук. И он положил куклу на прилавок, к его величайшему изумлению она начала издавать звуки, имитирующие капризный плач.
– Вот дрянная девчонка, – беря её обратно на руки засмеялся хозяин. Как только кукла вернулась в вертикальное положение, её настроение улучшалось, и она снова стала мерно повторять папа, мама.
– Они, наверное, забыли указать, что кукла так плохо воспитан, – продолжал веселить персонал Борис.
– Поставьте её в центр витрины, пусть все видят новую куклу! А может я подарю её Лиз…
Куклу вскоре установили на центральную полку в витрине, откуда она смогла бросать свой рассеянный взгляд на улицу, улыбаясь хищным, зубастым ротиком. Глубоко в душе Борису хотелось как можно быстрее избавиться от этой игрушки, так разительно отличающийся на фоне старой куклы его мамы. Поэтому, когда в очередной свой визит Лиз увидела автомат, и вцепилась в него с блестящими глазами, Борис не колеблясь подарил его ей. И он испытал облегчение, когда куклу унесли из магазина. Как будто кукла его мамы одобрила бы её отсутствие. Борис решил пока подождать с автоматами, даже он, самый передовой человек своего маленького городка, был ещё не готов к таким переменам. Пусть в его городе живёт только одна такая своенравная кукла. С этими мыслями он закрыл магазин и, в первый раз за последние много месяцев, почувствовал себя легко. Из витрины, как бы прощаясь с ним, смотрела старая восковая кукла, и ему показалось, что впервые он увидел улыбку на этом серьёзном лице, как бы празднуя свою маленькую победу.

Глава 5

«Сон разума рождает чудовищ» – как глубоко и ёмко это высказывание, начертанное столько сотен лет назад! Сколько чудовищ появилось с тех пор и продолжает рождаться! Каждый волен трактовать искусство по-своему, и вложить в это одно высказывание можно огромный смысл. Сон разума одного человека может породить целое поколение чудовищ. И сколько было тому примеров! Но и в более маленьких масштабах действуют те же законы. Кажется, каждое наше действие, почти невесомое и неуловимое, падает семечком в плодородную почву и может спустя время приобрести велиофановский масштаб. Решение одного человека изменить лишь свою жизнь может запустить цепную реакцию, изменившую целое поколение, образ мысли, жизненные ценности.

Борис с нескрываемым удовольствием наблюдал, как вешали новую афишу его магазина. Он настолько уже разросся, что занимал абсолютно весь фасад. Все маленькие магазинчики уже разорились, или были выкуплены и теперь магазин игрушек достиг своего истинного великолепия.
Весело светило солнце, текли ручьи, в которых играли дети, мокрые по локоть. Некоторые мамы пытались оттащить своих чад от оттаявших канав, но мало у кого это получалось. Зимние тревоги Бориса прошли как дурной сон, он всецело был занят своим магазином, и открывающимися перед ним перспективами. Ему весело было смотреть на нарядную толпу, облепившую его витрины – девочек, во всем подражающие его новым французским куклам. Ужасно неудобные туфли, корсеты и шляпки, прикрывающие только одно ухо, могли угрожать их здоровью, но и мамы были захвачены новой модой, во всю выписывая журналы, они и сами стремились подчеркнуть достоинство, ранее целомудренно скрываемое.
«Долой тревоги! Долой укоры совести! Этому миру нужен свежий воздух свободы», – думал и радовался хозяин магазина. Он чувствовал себя свободно и легко, как будто скинул что-то тяжёлое, сковывающее его, и совсем, казалось бы, ненужное.

Новый день приносит новые тревоги и радости. Мир пробуждается, оставляя позади ночные сомнения и иллюзорные страхи. Прошла, кажется, уже целая вечность с последнего прихода кукольного мастера в магазин. Борис оправился от сомнений и чувства вины. Солнце приветливо заглядывало во все окна, как бы призывая обитателей оставить свои постели и выйти на улицу, насладиться первыми тёплыми днями. Все сегодня было как будто чуть веселее!
В магазине были люди, но не слишком много, так что работник справлялся без помощи, оставляя своего хозяина наедине с мыслями. В последнее время он стал более задумчив. Но вот распахнулась дверь и на пороге показалась маленькая леди. Борис не сразу осознал кто предстал перед ним, нащупав очки в нагрудном кармане, он повесил их на кончик носа, и какое же зрелище предстало перед ним! Маленькая леди была Лиза, но совсем другая! Утянутая в кокетливый корсет, подчеркивающий гибкость ещё детского стана, она казалась выше. Всё платье пестрело лентами и цветами, каскады рюшек украшали вырез, заметно более глубокий чем обычно. Рукава также потеряли в длине, обнажая нежные пухлые ручки. В довершение всего юбочка стала чуть длиннее колен. Сложенная идеальными складками она приоткрывала нижнюю кружевную. Ботиночки были малиновые с пряжками. Голову венчал банет, буйство цвета и лент оттеняли искусно вписанные восковые цветы.
Казалось удивление и замешательство родного дяди уже мало что может усилить, однако это было не так. В руках Лизы покоилась уже знакомая нам кукла, вот только выглядела она иначе… Облачена она была в точно такое же платье, что и её хозяйка. Искусный мастер казалось повторил абсолютно всё, вплоть до пряжек на обуви. Кукла смотрелась очень горделиво, в этом было что-то пугающее, почти отдающее мистикой.
– Что случилось? – наконец-то Борис смог из себя выдавить – почему ты так долго не посещала меня?
– Ах да! Я ведь была ужасно занята с миссис Джейн, – именно это имя она выбрала для своей новой подруги, – столько дел… Невероятно утомительные примерки, а чего стоит выбор шляпки!
Её голос звучал совсем по-другому, Борис почти не узнавал его, как-то по-взрослому и немного отталкивающе. Куда девалась искренность, и детская непосредственность! Казалось, их разделяет стена, которой раньше не было, и Борис не понимал, что могло случиться, как это могло произойти за столь короткий срок. Он с трудом произнёс:
– Наверное, мне сложно судить… Шляпки, я плохо в них разбираюсь.
Девочка же продолжала:
– Все мои подруги просто обзавидовались! Они тоже шьют себе платья такого фасона, – при этих словах она покрутилась на каблучках, – но куда им до меня!
Звонкий смех разлился по магазину.
– Дядя твои новые куклы совершили просто чудо! Ты как будто запустил новый механизм, всё стало ярче и веселее!
Она говорила так убедительно, так искренне, что Бориса это почти успокоило, но всё же где-то глубоко в душе он боялся быть началом чего-то сложного, возможно, неуправляемого. А Лиза все говорила:
– В моей гимназии теперь все хотят такие платья. Классная дама сердится, но что она может понять, она ведь совсем старая, как эти куклы – и она указала пальчиком на восковую куклу его мамы.
Что-то кольнуло в сердце нашего героя. Нет, ему не нравятся эти перемены, – «где его кроткая племянница? Как это произошло?», – вертелось у него на уме. И тут его осенила идея! «Мэги, её подруга детства, самая любимая кукла… может она что-то исправит?»
Он обратился к девочке:
– Присядь, давай поиграем как обычно, я давно тебя не видел.
– Ох я не могу, мне нужно спешить, мы с миссис заказали перчатки, я потом тебе покажу, может через неделю… И она пошла к выходу, Борис не выдержал:
– Постой, я совсем забыл, – с этими словами он метнулся к шкафу и достал забытую куклу. Она уже успела покрыться пылью и вид у неё был немного удручающий. Он с надеждой протянул её племяннице.
– А, старушка Мэг! – весело сказала Лиз, – я совсем тебя забыла. Но что же нам с тобою делать? – медленно произнесла девочка, как будто решая её судьбу, – продай её дядя!
Борису стало не по себе, он покачнулся и сел в кресло. Этого просто не может быть! Она так её любила, как живую! Даже ему иногда казалось, что что-то в ней есть. Это было почти предательство. Он так был разочарован, что совсем не заметил, как племянница вышла. И так Борис оставался очень долго, неподвижно в кресле со старой куклой в руках, казалось, что что-то ушло из его жизни, покинуло, опустошив его душу.
Целый месяц Борис предчувствовал, тревожился ожидая чего-то недоброго. Но теперь он это явственно осознавал.
«Я потерял её, и, может, в этом виноват я сам»
На улице постепенно стемнело, день кончился. Он поднялся с кресла, бережно держа в руках старую Мэг, ему было искренне жалко её, посмотрев на куклу в последний раз, он убрал старую знакомую в шкаф и больше не доставал.

Глава 6

Лето пролетело быстро в трудах и заботах. Расширяющееся дело требовало новых площадей, поэтому Борис договорился с ближайшими несколькими мелкими конторами, что они съедут за приличную плату. Кое кто уходил сам, так как было сложно конкурировать. Так, например, мастерская маленьких восковых кукол для кукольных домов мадам Бон. Появившиеся в новом магазине mignonette приводили в восторг и взрослых, и детей, к тому же они были намного прочнее и не плавились на солнце, так как были целиком из бисквитного фарфора.
Когда старая вдова съезжала, непосредственно сама мадам Бон, она причитала, что нехорошо лишать старушку дела всей её жизни. Самих же маленьких обитателей её магазина пришлось отдать за бесценок уличным торговцам, дабы погасить долг за аренду. Жилище мадам Бон находилось сразу над магазином, и она могла наблюдать, как туда вносят новые витрины и большие ящики, которые проделали долгий путь в ожидании, чтобы из их плена освободили новую партию французских кукол.
Ей было нелегко это видеть, усугубляло же эту ситуацию то, что новых кукол она считала развратными.
– Как не стыдно?! Видно даже панталоны, когда я была молодой, на них даже смотреть грешно было бы! – причитала она.
По сути дела, мадам Бон была добрая женщина, хоть возраст и предал ей некоторую брюзгливость. Теперь же ей только и оставалось как наблюдать со своего балкона разрушение её маленького мирка, и созидание нового, совсем чуждого ей.
Нелегко приходилось и мастерской по пошиву кукольных тел для композитных леди, так как спрос заметно упал. Они из-за всех сил старались удержаться и взяли большой займ на ткани и кружева для пошива нижнего белья нового фасона. Всё это немного тревожило Бориса, хотя он понимал, что останавливаться уже поздно, слишком много поставлено на карту. Его обороты набрали такой размах, что пугали его самого. За все лето племянницу он видел раза два или три, каждый раз в новом наряде, один пышнее другого. Неподалеку открылась лавочка с лентами и фурнитурой. Порой Борису казалось, что это и есть причина визитов. Но скоро должен был быть её день рождения, девочке исполнялось тринадцать, и Борис ломал голову, что ей преподнести, ведь она так изменилась. Раньше ему казалось, что он знает её самые сокровенные желания, и всегда угадывал с подарком. Теперь же он был совсем растерян. Всего за одно лето она сильно повзрослела, и стала почти чужой. Ему ужасно хотелось всё вернуть и лишь мысль о неминуемом взрослении детей слегка успокаивала его. Такие соображения, как будто, снимали с него часть ответственности, которую по непонятным причинам он испытывал, и чем больше его тревожили эти мысли, тем больше он отдавался работе.
В его магазине появилось ещё пара помощников. Одна из них была молодая женщина, очень красивая. Хотя он почти ничего про неё не знал, Борис сразу же взял её на работу. Она очень нравилась покупателям. Правильные черты и улыбчивый рот располагал к себе людей. Всегда изящная причёска, красивые фасоны платьев, хорошо сидящие на её идеальной фигуре, придавали ей схожесть с куклами. С ней магазин стал выглядеть как будто солиднее. Молодые люди, проходящие мимо магазина, останавливались возле витрины, приметив её. Большинство заходили и покупали какую-нибудь безделицу, якобы для сестры, чтобы обратить на себя внимание. Она смеялась со всеми и даже чуточку кокетничала. Сам же Борис приписывал всё это её доброму нраву и радовался, что теперь с клиентами говорить приходится не ему. Так шли дни, если не месяцы. Монотонная работа убаюкивает человека, превращая время не в конкретный отрезок, а нечто неопределённое, бесконечное как сон. Иногда засидевшись вечером после работы, Борис боялся, что так можно проспать всю жизнь, это пугало. Но наутро вечерние тревоги казались лихорадочным бредом, и всё шло по-старому. Медленно, обыденно, непостижимо монотонно. В таких трудах кончилось и лето, и уже наступила осень. Прекрасная пора, когда последние лучи солнца касаются, как бы прощаясь, деревьев и крыш. Но есть в этом периоде увядания природы нечто печально величественное. Как редко в старости человека мы видим красивое, так и старость природы вызывает щемленье в сердце, лёгкую грусть, почти сострадание. Всё это раньше сильно занимало Бориса, но теперь он не замечал и этого, дела настолько поглотили его, что из жизни ушло самое главное – поэзия. Даже игрушки, приносящие ему столько радости раньше, больше не занимали его. Когда магазин был значительно меньше, у Бориса было время, чтобы восхищаться ими, теперь же это был почти механический процесс. Из его работы как будто ушло волшебство, любовь которая одушевляла обитателей этого места.
День рожденья племянницы уже прошёл, не принеся ему особой радости. Маленькая кокетка сама предвосхитила его идеи и заказала гардероб для своей миссис и кучу всяких безделиц. Сам гардероб представлял собой небольшой сундучок с ручками. Если его открыть, то можно было обнаружить несколько отсеков для платьев и шляпок. Так же там находилось множество коробочек, в каждой из них лежала какая-нибудь драгоценная безделица, как например, бинокль, величиной не более коробка спичек, и выполненный из слоновой кости невероятно искусно. В довершение всего его украшала инкрустация из перламутра, тонкие стеклышки и позолоченная цепочка. Были там и другие дорогие мелочи. Например, зонтик от солнца с резной ручкой в виде цапли, или сумочка, вышитая вручную гранёным бисером. В целом это был очень дорогой подарок, но Борису ужасно хотелось порадовать Лизу, он всё надеялся, что сможет вернуть былое взаимопонимание. Девочка и правда прыгала от восторга! Металась от одной безделицы к другой, всё хотелось рассмотреть и примерить на любимую куклу, которая горделиво смотрела на всех сверху вниз, как бы говоря: «У меня есть хозяйка, и все эти красивые вещи, кто может быть лучше меня?».
Но, как ни пытался Борис поговорить с племянницей, как в былые дни, усевшись за прилавком, выслушать все тайные тревоги своей маленькой, скромной, доброй Лиз, все попытки были напрасны. Он уже просто не находил её, перед ним был другой человек, другая девочка, лишь изредка напоминающая её глазами. Наконец, она сгребла все свои драгоценности в сундучок и, счастливо сияя, напомнила про званный ужин у родителей. После чего, сделав шутливый реверанс исчезла в проеме магазина.
На ужин Борис так и не пошёл, сказавшись больным. Он почти не соврал, просто болен он был не телом, всё его сердце сжималось от мысли, что он потерял. Так как детей у Бориса не было, Лиз была для него как родная дочь. Часто он мечтал, что, состарившись в своём магазине, он будет под её ласковой опекой, и сможет передать свои дела в её понимающие руки. Теперь он почувствовал себя поистине одиноким! Для чего ему всё это? Кому же он оставит всё, чего он достиг? Эти мысли всё чаще стали его занимать вечерами. Борис даже начал тревожиться, не приближение ли это преждевременной старости? Да и что такое старость? Разве это не побочное действие скуки и разочарования?

А тем временем работа кипела. Улица вся раскрасилась новыми афишами, вытесняя старые с законных мест, занимаемых десятилетиями. Они исчезали тихо, постепенно, почти безмолвно, было в этой покорности что-то похоронное. Но Борис этого не замечал, ему казалось, что улицы просто обновляются, расцветая, под влиянием всего нового.
Дул лёгкий свежий ветер, разнося сладкий запах выпечки, небо, с лёгкой поволокой, пропускало лишь столько солнечных лучей, сколько было необходимо, чтобы чувствовать тепло, но не уставать от него, утомляясь зноем. Где-то недалеко звучали ноты романса, исполняемые умелой рукой на расстроенном инструменте. Казалось всё располагало к отдыху и забвению. Борис шёл по мостовой, держа в руках распечатанное письмо, в нём было приглашение на международную выставку кукол во Францию, оно было столь соблазнительным, что отказаться было совершенно невозможно. Человек же, приглашавший его, предлагал совместное дело, это могло занять много месяцев. Было решено поселить Бориса в гостях у нового компаньона, так что хлопот с жильём не предвиделось. Сам Борис видел в этом большие перспективы, но и оставлять ему свой магазинчик было жаль! Безусловно, щепетильно подобранный штат справится и без его помощи, но всё же что-то печалило его, Борис убрал письмо в карман своего жилета, не желая омрачать этот день дальнейшими сомнениями. На принятие приглашения у него бы несколько месяцев. Так что Борис, убрав письмо, уже через пять минут и думать о нём забыл. Всей душей прислушавшись к призывам усталого инструмента, он пошёл навстречу тёплой компании и хорошему ужину. Ведь в таких местах можно найти и то, и другое.
Глава 7

День отъезда… всеобъемлющее понятие для человеческого ума! Казалось бы, ничего не происходит выходящего за рамки обыденности, однако… Чувство, которое неумолимо преследует каждого начинающего путешественника – это ощущение новой, маленькой жизни. Грусть, с которой он расстаётся с знакомыми местами, пусть даже не на долго, слегка напоминает скорбь почему-то погибшему или утраченному, а радость, в предвкушении новых впечатлений, можно сравнить с новым рождением.
Человек, покидающий своё знакомое гнёздо бывает более искренним и щедрым, как бы стараясь оставить добрую память о себе окружающим, хотя и рассчитывая на скорое возвращение. Так и Борис, собирался в путь. Раздав все указания и подарки, ему оставалось лишь не опоздать на поезд. Переполненный новой неизведанной радостью, он спешил, как можно быстрее покинуть знакомые улицы. Его командировка обещала быть долгой, может год, может два, поэтому, проходя по знакомым местам, он старался запечатлеть их в памяти. Почему-то именно теперь ему казалось это очень важным. Он не сомневался, что вернётся сюда вновь, но Борису казалось, что возвращение его будет уже не в этот город. Что по каким-то неведомым ему пока обстоятельствам уже ничего не будет по-прежнему. Будет нарушена та тонкая нить его воспоминаний с каждым переулком, и сохраниться город может лишь в его сознании. И несмотря на абсолютно осознанную абсурдность этих страхов, Борис продолжал всматриваться в здания, примечая новые, ранее не замеченные детали. Так, например, его до глубины души поразило дерево, растущее со второго этажа библиотеки. Растение это было, конечно, не очень приметное. Малое и тщедушное, оно цеплялось своими тоненькими корнями за битые кирпичи, в поисках жалких крох земли, занесённых ветром. Это дерево напоминало романтика, стоящее выше всех, ближе всех к солнцу, оно как бы взлетало на недостижимую высоту для других, но наряду с этим, оно же было слабым и самым ранимым среди прочих.
Оставив один предмет позади, Борис встречал новый для умственных изысканий. То это была старая стена, хранящая память о лучших временах и утонченной роскоши галантного века, то кошка, сидящая на пороге дома, казалось бы, никогда не покидавшая свой пост. Каждая такая деталь врезалась в память путешественника, оставляя неизгладимый образ, возможно, несуществующего города.
Так он пересек уже две улицы, неся свой бесхитростный багаж, состоящий из одного чемодана и ручной сумки. Но вот осталась лишь прямая аллея, ровно усаженная тополями, напоминающая парадный строй, провожающий каждого, кто решился покинуть этот город. Пройдя сквозь аллею, Борис увидел перрон, суетливую толпу носильщиков, джентльменов в парадных костюмах, детей, хорошо одетых женщин, и женщин, которые хотели выглядеть хорошо одетыми. Тщеславие не было присуще Борису, в избитом его понимании, поэтому он ездил вторым классом. Сам не зная почему, помедлив перед первой ступенькой, он ступил в тамбур, ощутив значительное облегчение. Выбор сделан, эмоционально он уже покинул дом, один шаг и Борис уже далеко, хотя поезд ещё даже не тронулся. В вагоне он нашёл своё место и тихо сел, ему хотелось почитать заранее припасённую книгу, однако, он не решался этого сделать, пока все не усядутся, и поезд не начнёт свой неспешный бег. Борису трудно давались новые знакомства, поэтому он не стремился встречаться взглядом с пассажирами. Чрезмерное внимание незнакомых людей столь сильно угнетало его, что через несколько минут он бы не находил себе места. Но вот шуршание юбок прекратилось, стук чемоданов и пререкания утихли, был дан первый свисток. Погрузившись в свои мысли, второй и третий, Борис уже не заметил, и очнулся лишь тогда, когда прозвучал первый стук колес. Поезд плавно двинулся вперёд, набирая скорость. Деревья, поначалу чуть двигающиеся под окном, теперь уже поплыли общей зеленоватой массой, скрывая от Бориса любимый город. И вот уже видны лишь слабые очертания шпиля собора четырнадцатого века, и с ним вдали исчезает последняя связь с родиной. Борису стало грустно… желая себя отвлечь, он наконец вынул припасённую книгу и углубился в бессознательное чтение, по-прежнему блуждая в царстве воспоминаний.
Какие невероятные чудеса таятся совсем рядом с нами! Борис осознал это, оторвав впервые за многие часы пути глаза от неизменной книги, ограждающей его от дорожных знакомств. Устремив взгляд на небо, оттененное грязно-серым стеклом поезда, он увидел поистине величественную картину! Солнце слабо просвечивало сквозь мириады крошечных кучевых облачков, напоминающих рябь на воде, или следы на песке, от одинаковых, вымеренных волн штиля. Но что примечательно, казалось облака со всего неба устремились к солнцу, чем ближе они были к светилу, тем меньше и кучнее они казались, а солнце, в свою очередь, подсвечивало их неповторимым светом, придавая всему таинственное золотое свечение. В целом это напоминало тоннель, испещрённый ступеньками облаков, ведущих вверх к неизъяснимому свету. Видение было столь необычным, как будто именно им мог вдохновиться Микеланджело, в стремлении написать божественное свечение. Картина понемногу менялась, окрашивая верхние небесные ступеньки в тёплый, розовато-золотистый, и невероятно глубокий оттенок. Зрелище захватывало настолько, что мысль отвести глаза казалась невозможной. Это продолжалось достаточно долго, Борис не отрывал глаз от неба, чем чрезвычайно удивлял соседей, и, казалось, это может длиться часами, если бы не гудок поезда, извещающий о прибытии. Видение прервалось сутолокой и шумом людской толпы, стремящейся покинуть вагон. Оказавшись на перроне, Борис ещё раз кинул взгляд на небо, так сильно потрясшее его. Но солнце ослепило Бориса, оставляя перед глазами расплывчатые белые пятна. Лишь через грязные стекла, за тонированные пылью, вагона, можно было разглядеть всё великолепие игры красок, способных затронуть самую огрубевшую душу и скрытых ослепительным светом солнца. Борис задумчиво направился к выходу из перрона, не покидаемый каким-то вдохновением, казалось, что перед ним случайно приоткрылась завеса, и он, как преступник, увидел то, что не предназначалось для его глаз. Да и чьи глаза были достойны этого светила.

Глава 8

Много утекло воды с тех пор, как Борис покинул свой родной город! Три долгих года он провёл в рабочих поездках и добился немалого успеха. Возвращение домой он представлял часто. Но ни в одном из воображаемых путешествий он не испытывал такое резкое чувство холодной отчуждённости, как в тот момент, когда он ступил на перрон своего города. Поезд постоял ещё немного в абсолютной тишине, как бы проявляя уважение к душевным переживаниям этого человека, и постепенно набирая ход покинул перрон. Крадучись ускользнул, не желая быть втянутым в дальнейшие события. Борис стоял на перроне в глубокой задумчивости, ещё шаг и вот он почти дома, знакомые улицы, переулки, лица, магазины. Всё это увлечёт его в вихрь бесконечных расспросов, рассказов, впечатлений… И Лиза, где-то тут его Лиза. Чемоданы Бориса были нестерпимо тяжёлые под грузом подарков для этой девочки, а может уже и не девочки… Ведь она уже почти взрослая! Он часто писал ей письма, и получал ответы, хотя в последнее время она перестала отвечать. Месяца два кажется… Но мало ли дел у юной особы?! Борис знал какой ветреной она стала и почти не тревожился по этому поводу, были и ещё мысли у этого человека в голове, много и противоречивых. И радостно, и грустно было Борису стоять вот так на этом перроне. Он не говорил, когда прибудет потому, что не любил встреч и расставаний. Всегда хотелось ему, что бы это казалось лишь мгновением, вроде как выйти в другую комнату. Ребячество? Да, возможно, и он это знал.
Он по-прежнему медлил, стоя на перроне, какая-то тайна скрывается там за аллеей тополей, казалось ему, и эта тайна тревожила Бориса, тайна начинала казаться ему уже почти настоящей, заполняя собой все мысли, и вдруг она превратилась в предчувствия…
«Что-то не так, – решил Борис. – Что-то случилось, а я этого просто не знаю»
Тревога вывела его из оцепенения, и он двинулся по аллее в сторону города. Город был маленький и до центра было совсем близко, Борис начал спешить, потом его шаг превратился в бег. Навстречу ему попадались знакомые люди, но он не узнавал их. Пару женщин назвали его грубияном. Пересекая мост, Борис поскользнулся и потерял шляпу, но не заметил этого, какой-то страх гнал его вперёд. Пробежав ещё несколько улиц, багровый от быстрой ходьбы, Борис очутился у витрины своего магазина. Три года он давал указания в телеграммах, и не мог видеть, как они выполняются. Магазин стал невероятно огромным! Он занимал уже почти пол улицы, фасады нескольких зданий служили ему прибежищем. Борис замер, на секунду поглощённый этим величием. Но что-то смутило его. Единственную вещь, которую он просил не трогать с места, отсутствовала! Это кукла его матери, и где же она?.. Изучив витрину, он решительно не обнаружил её среди новых, пышных дорогих кукол. Сердце сжалось, и Борис спешно переступил порог. Удивлению персонала не было предела, отовсюду, как сороки, сбежались продавцы и упаковщики, ведь состав персонала сильно вырос за годы его отсутствия. Бориса засыпали расспросами и поздравлениями с приездом, что сильно обескуражило его, в связи с нетерпением задать всего один интересующий его вопрос. Дождавшись лёгкой передышки в потоке слов и восклицаний, Борис тихим, но твёрдым голосом спросил: «Где кукла моей матери? Я давал точные указания не трогать её с места!». Наступило гнетущее молчание, которое, кажется, немного затянулось… После того, как Борис повторил свой вопрос, вперёд вышла та самая симпатичная продавщица, которая была украшением его магазина.
– Понимаете… – нерешительно начала она. – Кукол так много, а спрос так велик, что каждый дюйм в витрине очень дорог… Наша новая François Gauthier никак не влезала, и я подвинула её вперед совсем чуть-чуть…
Сердце Бориса похолодело, ни в силах сдерживать тревогу и предчувствие, он поддался вперёд:
– Где она?!
Симпатичная продавщица отступила назад, вынимая из угла ящик. Борис дрожащими руками принял его, поставил на прилавок и открыл…
Призрак его матери, встреченный в тёмном переулке меньше напугал бы его! Из коробки на Бориса глядели последние несколько лет, кажется, именно к этому он и шёл. Кукла была разбита вдребезги. Строгое, но нежное личико больше не смотрело на него с надеждой. Куски его были небрежно разбросаны по всему ящику. Только часть лобика с одним глазом сохранились на парике, и этот глаз смотрел на него, да именно на него! Столько боли и укора не могло быть просто в кукле, казалось ему. Он приподнял её за талию дрожащими руками, послышался стук падающего кусками воска. На нежных и мягких ручках осталось всего три пальца, и то все были испещрённые глубокими трещинами. Отчаянию Бориса не было предела! Единственное что уцелело при падении, были ноги в изящных и скромных ботиночках, вот он и уставился на них. Все замерли, не решаясь нарушить это гробовое молчание. Минуты тянулись вечностью… и тут слабая надежда затеплилась в сердце Бориса. Мастер игрушек, старый художник! Он гений, он непременно починит её, спасёт, не даст ей вот так кончить век в этом старом гнилом ящике. Ящик, вдруг он привлёк его внимание, сбоку которого красовался логотип знаменитой и всеми обожаемой фабрики François Gauthier. Теперь он знал кого винить! Нет, не продавец виноват в его потере, а все эти куклы, это они здесь чужие, это они пришли в его мир и изменили его, постепенно, незаметно, но непоправимо. Сколько ненависти он испытывал в эту минуту к своему детищу, к этому магазину, процветающему и уже, кажется, совсем не зависящего от него самого. Собравшись с силами, он поднял ящик и вышел, не поворачивая головы, чтобы люди не видели слёз, застывших у него в глазах. Ему было стыдно за свою сентиментальность и, пожалуй, немного жаль девушку, которая уронила куклу. Чувство вины и без того переполняло её. Выйдя на улицу, он стремительно пошёл в сторону старой мастерской художника, как ему казалось хорошо известной дорогой. Но как же изменился город за эти три года! Он шёл по совершенно теперь не узнаваемым ему улицам. Витрины новых магазинов, под стать его собственного, не уступали ему в роскоши. Раньше его лавка была единственным проблеском современности в этом уснувшем городке, но теперь она превратилась в рядовой магазин. Запущенный им механизм работал столь слаженно в этом обществе, что ему пришлось бы попотеть, завоевывая вновь первенство. Как завороженный он шёл по улице со своим ящиком, наполненным своими воспоминаниями. Забывшись в тягостных мыслях, он совсем заплутал. Казалось, это было абсолютно невозможно, с учётом скромных размеров этого городка, и его осведомленности в изгибе каждой улочки. Но всё же он решительно заблудился. Совсем растерянный он стоял среди красивых витрин, обступивших его, и страстно уговаривающих зайти и купить их продукцию. Борис совершил ещё одну попытку и свернул, как ему казалось, в правильном направлении. Ещё один тупик. Он решил, что это всё нервы, и поспешил обратиться за помощью к первому же прохожему. Этим прохожим оказался мальчик, шкодливого и весьма потрепанного вида. Борис остановил его:
– Простите! Я не могу найти мастерскую мистера Густава, вы мне не поможете?
Шкодливое выражение лица вмиг приняло самый серьёзный вид.
– Её больше нет… старый художник не выдержал конкуренции этих магазинов для богатых, больше никто не хотел играть в его игрушки, он просто ушёл.
Это объяснение оглушило Бориса, он не мог принять этих слов, он был не способен поверить в отсутствие единственного человека, способного ему помочь.
– А всё же, где располагается мастерская?
– Вам за угол и налево, – с этими словами он резко повернулся и исчез за забором.
С тяжёлым чувством на душе Борис последовал указанному ему направлению. Свернув за угол и пройдя несколько домов, он, действительно, наткнулся на знакомую ему зелёную вывеску. И какой же родной она ему показалась! В этом городе, абсолютно сменившем облик, это было первое место, которое он действительно узнал, и только здесь почувствовал себя дома. Борис приблизился к двери и чуть толкнул её, к его величайшему удивлению, она поддалась, и с надрывным скрежетом открылась. Повеяло разорением и опустошением. Время уже начало делать своё вечное дело, и пыль, такая невесомая, неумолимо и медленно разрушала предметы. Борис зашёл внутрь, оставляя за собой следы на давно не мытом полу. Кажется, никто не заходил сюда вечность, даже мальчишки, неизменный бич заброшенных домов, почтительно обходили стороной дом, некогда принадлежащий их доброму другу. Местами лежали брошенные вещи, определяющие род деятельности бывшего хозяина. А на одной из полок он увидел забытую кукольную головку. Она стояла покрытая изрядным слоем пыли, как вуаль, скрывающей лицо. Борис поставил свой ящик и взял головку. Не твёрдою рукою он осторожно стер пыль с её лица. На него посмотрели серьезные, но добрые глаза, скромная улыбка чуть тронула губы из папье маше. Было ощущение, что она рада первому лицу, которое увидела за долгое время. Сколько достоинства и изящества отметил Борис в этом незаконченном творении, и не его ли вина, что ему не суждено быть завершенным. С тяжёлым чувством, которое, впрочем, испытывал целый день, он поставил головку на место. Общее разорение угнетало Бориса, но он всё же не решался покинуть мастерскую, и тут его внимание привлекла дверь с бронзовой круглой ручкой, он много лет знал мастера и его особенности, и что за эту дверь никто никогда не входил. Борис ощутил трепет, будто тайна всей жизни художника спрятана за этой дверью. Может и она открыта? Пересекая мастерскую, он задел пару ящиков и опрокинул стул, всё же были сумерки и свет уже покидал это помещение. Подойдя к двери, он замер. Стоит ли открывать её? Если он потянет за ручку, и она поддастся, то он уже не сможет устоять. Но Борису непреодолимо хотелось открыть эту дверь. Будто он сможет найти там ответ на свой вопрос, и не открой он эту дверь, его всегда будет тревожить неизвестность. И он потянул за ручку. Дверь не поддалась, но что есть человеческая натура? Если она почувствовала рядом какую-то тайну, то не будет ей спокойствия, пока тайна не раскроется. Даже если это грозит потерей спокойствия на долгие годы. И всё же после некоторых усилий кольцо повернулось, и дверь поддалась. Столь просто отворялся замок, казавшийся вечно закрытым. Так и бывает в нашей жизни, бережно оберегаемая, казалось бы, тайна обязана своей сохранностью лишь недалёкостью окружающих.
В давно запертое помещение скользнул тусклый вечерний свет, придавая неясно очерченным предметам призрачный вид. Глаза должны были привыкнуть к полумраку, прежде чем стоило совершить попытку проникнуть внутрь. Но вот наконец-то, крадучись, Борис стал осторожно передвигаться в глубь комнаты, то и дело наталкиваясь на предметы. Страх перед падением, и риск сломать что-нибудь, сильно замедлял его передвижение, но вот он достиг наконец-то центра комнаты, как ему казалось. Отсутствие окон и кромешная тьма по углам не позволяла утверждать это наверняка. Он хотел осмотреться, но, повернувшись вправо, Борис сильно ударился обо что-то головой. Специфический лязг навёл его на мысль, что это могла быть масляная лампа, подвешенная за крюк на длинной цепи. Подняв руки вверх, он стал ощупью её искать в воздухе, нащупав сначала цепь, он определил местонахождение фитиля. Дело оставалось за малым, обыскав все карманы, Борис всё же нашёл спички и поджёг фитиль. Комната озарилась тёплым мягким светом, и первое, что он увидел в новой обстановке была довольно крупная картина на тяжеловесном мольберте. Она показалась странной, но в то же время очень притягательной. Центром экспозиции на этом полотне был подоконник, заваленный инструментами и деталями кукольного ремесла. Широкая оконная рама возвышалась практически во весь холст, очерчивая крест, как центр композиции, чуть грязное старое стекло оттеняло эту оконную раму, но в то же время и как будто отчуждало зрителя от внешнего мира. А мир как раз там был… За нарисованным окном существовал нарисованный мир. Дома светились огнями и изобилие пешеходов оживляли воображаемое пространство. В этой картине поражало всё! Мастерство выполнения, тонкость детализации и выразительность характеров. Казалось, ты превратился в наблюдателя и изучал свой собственный мир через призму непредвзятости. Там зритель мог найти и уличных мальчишек, одетых вечно не по погоде, и ободранных дворовых собак, и сытого булочника, и соседку, отличавшуюся слабыми нервами и сильными связками. Много было в картине доброго трогательного, многое заставляло задуматься… В этой комнате, лишенной всех окон, было только одно окно – это картина… Через неё хозяин дома и видел весь мир окружающий его, придуманный, но более реальный и точный, чем мир окружавший Бориса вне этой комнаты. Всё больше и больше знакомых лиц он находил на этом полотне, у каждого был свой характер, присущий именно ему, насколько мог судить Борис. Он стал искать и себя, но никак не мог найти. «Мы давно с ним знакомы, – думал Борис, – он не мог просто забыть про меня! Здесь есть даже башмачник, а он и вовсе нелюдимый человек, вряд ли они друзья». Но казалось Борису просто не было места на этой картине, он больше не являлся частью этого маленького общества. Он сделал пару шагов назад, чтобы окинуть всё полотно взглядом, и тут Борис ощутил чьё-то присутствие… Он был уверен, что кроме него в комнате никого нет, но это чувство, знакомое абсолютно каждому, что кто-то есть за спиной, заставило его обернуться и всмотреться в полумрак. И тут дрожь пробежала по всем частям его тела. В кресле позади него сидел Густав! Хоть это и был наиболее затемнённый угол, всё же Борис отчётливо различал его фигуру. Раскинув руки и всем телом откинувшись на спинку высокого кресла, он устремил взгляд пустых глазниц в сторону своего шедевра. Было ясно, что находится он здесь уже очень давно. Борис не мог двинуться с места, ужас и потрясение сковали его ноги, но тут странная мысль мелькнула в его голове: «Я закрываю ему картину, ведь это единственное окно в этой комнате». Сама эта мысль, сродни безумию, и нежелание тревожить покой мастера кукол, расшевелила его. Овладев собою, Борис стремительно покинул мастерскую, сбивая предметы на своём пути, он абсолютно забыл про ящик с куклой своей матери. Выбежав на улицу, он не знал, как ему быть, страшное открытие принуждало его к действию, но он был просто не способен ясно мыслить. Поддавшись первому порыву, он побежал к себе в магазин, ему захотелось спрятаться в своём убежище, как маленькому ребёнку. Так он и поступил. Сбивая прохожих, растрёпанный, абсолютно потерянный, он всё бежал и бежал, пока не очутился у знакомой ему витрины, и тут только окинув её взглядом он понял, что забыл куклу, ту самую, которая столько лет сидела вот на этом месте. Но сама мысль о возвращении туда, привела его в ужас! И тут ему стало казаться, что нет смысла вообще забирать её. Починить куклу он уже не сможет, единственный человек способный на это, покоится в своей мастерской и быть может он, Борис, отчасти, виновен в этом. И восковая подруга его матери теперь на своём месте, среди руин старого мира, ушедшей эпохи, она, как призрак, который не имеет смысла отрывать от дома, олицетворяющего её век. Эта мысль, конечно же, никак не могла успокоить его, но чувство, что кукла потеряна навсегда избавило его от необходимости пережить этот ужас вновь. Люди стали замечать, что Борис замер при входе в свой магазин, и смотрит на витрину остекленевшими, полными страха и безумия, глазами. Необходимость заставила его зайти в магазин. Зазвенел колокольчик, и он переступил порог. В ту же секунду на него устремились вопрошающие взгляды, и уже знакомая нам продавщица нерешительно спросила:
– А где же кукла?
– Её больше нет, – глухо ответил Борис, казалось не принадлежавшим ему голосом.

Глава 9

Прошёл месяц с последних трагических событий. Многое изменилось в жизни Бориса. Так и не оправившись до конца от потрясения, он почти перестал уделять внимание своему магазину. И очень быстро другие, новые магазины заняли первенство в его кукольном мире. Всё реже звенел колокольчик, но это ничуть не тревожило его. Он был весь погружён в свои мысли, и кажется посетители только отвлекали его. Ещё один удар превратил его в угрюмого отшельника. Сразу после своей страшной находки, месяц назад он решил пойти к племяннице, чтобы найти утешение в её детской, непосредственной радости, но, когда он позвонил в дверь, ему открыла гувернантка, и на его вопрос где Лиза, она только заплакала и убежала. После долгого успокоения слабой женщины, он всё же допытался, что как только ей исполнилось шестнадцать, она убежала со странным юношей, жившим по соседству. Борис смутно вспоминал его, он никогда ему не нравился, и редко кто вызывал в нём отторжение, но тот сосед как раз был таким человеком. Входе остальных расспросов, выяснилось, что родители Лизы тоже покинули этот город, не выдержав удара.
– Лизанька наша так внезапно исчезла! – причитала бедная женщина, – она ведь даже вещей с собой не взяла! Ничего практически! Как же мы могли догадаться!» – но заметив убитое горем лицо Бориса, она спешно добавила. – Но вас она, всё же, очень любила, знаете, я убирала её комнату и куклу, которую вы ей подарили я не нашла… Ну помните ту, очень дорогую».
Борис помнил эту куклу. Слова доброй женщины отнюдь не успокоили его! Чувство вины и боли резануло ему сердце. Неясные, не сформировавшиеся мысли роились в его голове. Борис не помнил, как он покинул комнату и дом своей племянницы.
Теперь, спустя месяц, он сидел в своём магазине, отрешённый от всего мира. Мало что волновало его. Призраки прошлого поглотили сознание Бориса, и снова и снова он проигрывал в голове события своей жизни. В один из таких дней он сидел погружённый в раздумья в своём кресле. Продавщица убиралась в магазине, стирая пыль. Она стала разбирать ящик, который накопился за несколько месяцев и загородил весь угол. Приложив немало усилий, продавщица освободила пространство в дальней части магазина, Борис кинул блуждающий взгляд в забытый им угол, и заметил знакомое лицо…
Старая японская кукла, никогда не покидающая свой постамент, и не передвигаемая суеверным Борисом, пристально смотрела на него. Тёмные, глубокие глаза из мутного старинного стекла, кажется, саркастически улыбались, обрамленные прищуренным вырезом деревянных век. Тонкая роспись искусного мастера вдыхала жизнь в изящное, но статичное лицо. Всё в этой кукле дышало доброжелательной отрешённостью, непостижимой скрытностью. Окинув её целиком взглядом, Борис заострил внимание на сложно драпированном кимоно. Прихотливо расписанный старинный тончайший шелк облегал её хрупкую фигуру, прихваченную в поясе бумажной лентой с иероглифами. На ножке красовался один белый шелковый тапочек, второй же был давно утерян, позволяя зрителю увидеть искусно выполненную босую ножку. – «Босая ножка, – подумал Борис, – а ведь у наших с Лиз старых леди я никогда такого не встречал… Они всегда так скромно и чопорно были одеты, и обувь не снималась. Наверное, эта кукла подала идею привезти новых модниц, именно она первая имела возможность менять свои гардеробы, обнажая, ранее скромно скрываемое у кукол старого мира». И что-то совсем лукавое мелькнуло в чёрных, как омут глазах этой чужеземной гостьи. Борис встал, и твёрдым шагом подошёл к японской кукле. Взяв её в руки, он направился к шкафу, открыл ключом полку, где давно уже хранилась старая, добрая Мэг, и положил её рядом. После этого он закрыл дверцу шкафа, чтобы не открывать её больше никогда.

(повесть опубликована в альманахе «Сияние Лиры», Выпуск 44, 2022)

Показать еще статьи по теме
Еще статьи от Сияние Лиры
Еще в Авторы
Комментарии отключены

Смотрите также

Владимир Богданов «Песни русских берёз»

Вышла в свет новая книга Владимира Богданова «Песни русских берез» (избранное, с…