Владимир Михайлович  родился в 1948 году в Костромской области. Родители – мастера масло-сырзавода.

Образование педагогическое и юридическое. Капитан МВД СССР. Опубликовал первое стихотворение в 1966 г. Издал пока единственную самостоятельную книгу стихов «Вольмез». Дважды награждался третьей премией конкурса Союза писателей СССР и МВД СССР.

Член Союза писателей России с 2011 г.

 

 

НАДЫМСКАЯ ТЕТРАДЬ

(в сокращении)

 

РОЗЫ СЕВЕРА

 

Здесь как хрусталь хрупка резина.

Рвёт радиаторы мороз

И, если б плакала машина,

Сосульки были б вместо слёз

Здесь человеку и металлу

Не просто спорить с мерзлотой,

Чтоб в вашем доме расцветала

Конфорка розой голубой.

Сквозь километры, ветры, топи

Бегут артерии земли,

Своё тепло несут Европе,

Чтоб розы Севера цвели.

Седой Урал остался под крылом

И солнце нестерпимо светит справа,

И облака слепящим серебром

Пропитаны и дремлют величаво.

Пустыня света дивной чистоты,

Заманчиво в простор твой окунуться.

Вы всё же вниз взгляните с высоты, –

Блестят озёр серебряные блюдца.

Вот реки серпантином голубым

Запутаны в изгибах непонятных.

И видно через воду с высоты

Наплывами песок на перекатах.

Да, что песок, его наверно там

Не меньше, чем в прогретых Кара-Кумах.

Вот кедрачи прильнули к берегам

И, кажется, что реки в шубах.

Снижай воображеньем самолёт,

Пройдись на бреющем, хотя б немножко,

Где в рыжей зелени таинственных болот

Рассыпана янтарная морошка.

Потом среди озёр, болот, песка,

Когда уже всё ясно и знакомо

Вдруг встанут городские корпуса

И набежит бетон аэродрома.

И комары…не сразу нападут.

Они сперва восторженно завьются,

А люди сразу ДЕТУ подадут

И может быть, при этом улыбнутся.

НАДЫМ

 Словно кораблик, затерянный в тундре,

Малость уютный, не очень высок.

Чуть разлохматив зелёные кудри

Дивного парка, гудит городок.

Ветви шумят его лиственниц нежных,

Гулко бетон под колёса летит

И вертолёт, как игрушка подвешен

Над горизонтом, едва тарахтит.

Город работает, город старается,

Шлёт экспедиции, трубы везёт…

Кто-то ругается, кто-то влюбляется,

И добродушно витрины зеркалятся.

Город Надым в моём сердце живёт.

ПРИЧАЛ ВОЗЛЕ СТО СЕДЬМОГО

Гусёк плавкрана над причалом

Раскланивался в перекрест

И майна-вира не звучало,

Звучал красноречивый жест.

И МАННЕС-МАНЫ поднимались

Метровой надписью вдоль труб.

Троса стонали, напрягались

И рокотало всё вокруг.

Когда окончилась разгрузка,

По барже отгулял брандспойт

И мощный гак железный, грустный

Остался в небе запятой.

 Сборы – пустяк.

Знаю, – простят.

Румпель в руке.

Мы на реке.

А вдалеке –

Лось на песке.

Мчимся – куда?

Всюду вода.

Не от стыда,

К новому?

Да!

Только б лететь,

Только б успеть

Все разглядеть,

Все претерпеть.

ИВЛЕЕВЫ ПЕСКИ

Куда уж дальше?

Вот – край света.

За Обью, у Надым реки

Дом затерялся. Место это

Зовут ИвлЕевы пески.

На фоне водного простора

Плывет песчаная коса,

Вокруг болота и озёра

Да низкорослые леса.

Зимой сиянья повисают.

Здесь звезды ярки и близки.

Вот весь пейзаж, что называют,

Как есть – ИвлЕевы пески.

ХОЗЯЙКА ТУНДРЫ

Мы в одиноком чуме, в тундре.

Пьём чай, на зависть комарам.

Щенок у ног лежит на шкуре,

Встревожен маленький орлан.

Хозяйка дыму добавляет,

А комары кусают, злясь…

Она нас чаем угощает

И говорит не торопясь.

Глаза с прищуром, смуглолица,

С прямым пробором голова.

Спокойна речь: «Красива птиса,

Большого выпущу орла».

А мне уже поверить трудно,

Она и птицу снимет влёт,

Она одна уходит в тундру

И промышляет, зверя бьёт.

Я чай глотаю с комарами.

Хотя, простите, не гурман…

Сидит орлица перед нами,

Клокочет маленький орлан.

ВЫХОД В ГУБУ

Алело от гнева небо,

Хлестала в лицо волна.

А мы оставляли слева

Халейские острова.

Надым рукава разбросил.

С безудержной прямотой

Бурлит, напевает, просит,

Целуется с Обской губой.

Сорвем у мотора шпонки

И встанем на якоря.

И волны стучат в перепонки –

На Обской губе – заря.

Беснуйтесь, ребята, пейте,

Хмелея, прохладный Норд.

А вы хладнокровны, черти,

И Васька Грицай, как чёрт,

В своем колпаке дурацком

Всё рыщет по мелякам,

И можно не сомневаться:

Он выдаст винтом фонтан…

ЛУННАЯ НОЧЬ

Здесь глубина чуть более полметра,

А ширина – захватывает дух.

И ночью нет здесь северного ветра,

И мысли без оглядки можно вслух.

Вода мерцает лунным измереньем.

Вода дрожит неведомо о чём.

И точка зренья, словно преступленье.

И сеть в воде раздулась пузырем.

Иду к ней долго, медленно, не прячусь.

Мои деды и прадеды – со мной,

Они пришли, конечно, порыбачить.

Не за червонец где-то под Москвой.

Зато здесь блещут северные звёзды

И ночью рыба хлынула на сплав.

Ее отравят. Завтра будет поздно.

Я буду счастлив, ежели не прав.

Да здравствует инспектор рыбохраны!

Он знает все: когда пойдет косяк,

Он знает, чьи провязы и аханы,

И всё, и вся – все тысячу «нельзя».

Но эта ночь – моя Шахерезада.

Я эту ночь ждал тысячу ночей.

Возьму свое – мне лишнего не надо,

Не надо воспитательных речей.

Лови меня, товарищ рыб инспектор!

Я растворюсь в мерцающей среде.

Здесь глубина чуть более полметра,

А ширина – вся в лунном серебре.

ИНДУСТРИАЛЬНОЕ КЛЕЙМО

Меня узнает рыбнадзор

По ватерлинии мазутной,

В своём Отечестве, как вор.

Конечно, вор, да безрассудный.

Индустриальное клеймо

На белом, крашеном дюрале,

А на душе моей черно –

Мы не реку обворовали.

Я вырвался к большой воде.

Как из чумного карантина.

И от испуга холодел,

Волной едва не опрокинут.

С обгрызанным гребным винтом

Мне не умчаться от погони.

Не оправдаться и потом,

Где я служу, в казенном доме.

Как утопить улов и снасть?

Я рисковал не для наживы.

Рыбалка это, это – страсть,

Она как спирт играет в жилах.

И чтобы я не утонул,

И не подмокла бы персона,

Начальник правильно смекнул,

Начальник отпуск мне воткнул

Как раз под занавес сезона.

Я не попал к большой воде.

Трещат морозы за окошком,

И так же на сковороде

Здесь дефицитная картошка.

Еще немного будет пир

И очумелые рассказы.

И разливает жгучий спирт

Мой друг – начальник нефтебазы.

А на душе моей черно.

Смотрю в хрустальную посуду,

Индустриальное клеймо,

Оно мерещится повсюду.

ГРАФ АПОЛЛОН

Пусть за окном слепая мгла

И ночь полярная легла,

А в доме, снегом занесённом,

Старик играет Мендельсона.

Величественный вид у старца

Бегут нетерпеливо пальцы

И перед музыкой неистов,

Молчит пристыженно транзистор.

И только ветер воет зло

Во время паузы в стекло.

Рояль сверкает, тесно звукам

Под сумрачным Полярным Кругом

И, облетев вокруг планеты,

Вдруг эхом отзовутся где-то,

Когда прославленный артист,

Концертный зал взорвав на бис,

Достоин всяческих похвал.

А в доме том старик играл.

Всё было так, вы мне поверьте

На этом маленьком концерте

Живая музыка лилась.

Старик имел такую страсть.

МЫС САНДИБЭЙ

Уходят на север моторные лодки
Пустынным фарватером Обской губы.
И ветер, ещё безобидный и кроткий,
Навстречу течению гонит валы.

В далеком просторе от Карского моря
Свежак разбегается строго на юг,
Со встречным течением спорит и спорит.
И нам свои песни моторы поют.

Казалось, волнения все позабыли,
Вот мель проскочили, как легкий испуг,
А может быть, просто винтом разрубили
Полярный, реально невидимый, круг.

Далёкое, грозное Карское море,
Дыхание Севера гонит прилив.
Нам нужно не много, секрета не строю –
Бутылку соленой воды на троих.

Не смейтесь, мечтатели в теплых квартирах.
Есть дерзкая прелесть далеких путей.
И нам сувениром, лихим сувениром,
Останется в памяти Мыс Сандибэй.

За мысом на ветре волна свирепеет,
Винты, зависая, ревут, озверев.
Полночный закат впереди грозовеет,
Полночный закат, как оранжевый лев.

Вдруг лодка последняя ткнулась, повисла,
И словно зарылась в кипящей воде
Мгновение жизни. Фортуна капризна.
Но, главное, борт не подставить волне!

Прибой за спиною вскипает сильней –
Бурлит, надвигается сам, Сандибэй.

В крутом развороте, с последнего метра…
Буксирный канат изнывает струной…
Уходим, уходим от дикого ветра,
Прикрой, Сандибэй, нас широкой спиной!

Что ж, риск в этот миг упоительно сладок,
На мягком качании сникших зыбей.
Земля под ногами и – полный порядок.
Прими потерпевших, старик Сандибэй.

И небо раскрашено краской багряной,
Горит наш костер, ветер крепче и злей.
И Карское море, и зов океана
Шумит и шаманит, и манит людей.

ФИАСКО

Уткнулась лодка
Подбитой птицей
На повороте
В сырой песок.
Сто верст по карте –
Пешком все триста.
А в рюкзаке лишь
Сухой паек.
Ну, что, ребята.
Лови удачу?
Ищите, парни,
Звезду свою.
А звезды плачут,
Моргая, плачут.
Я их в ладони
С водой ловлю.
Потом шагали,
Теряя силы,
До горизонта
Знакомых мест.
Вот потому-то
В глазах счастливых
Играет звездный,
Далекий блеск.

СЕВЕР

И снова север обдает
Порывистым, сквозящим ветром.
Палатку нашу дождик бьёт,
На горизонте нет просвета.

Но серебрится чешуя,
И котелок дымит ухою.
А я в тайм-ауте дождя
Плыву протокою глухою.

Где над водою дерева
Печальные стволы склонили.
Слегка туманится вода
И берега слегка оплыли.
Болотом я оставлю след,
Где рыжий мох вздыхает тяжко.
Березки карликовой ветвь
Я спрячу бережно в фуражку.

Смотрю внимательно вокруг,
В какой коряге дремлет чертик.
И слышу сердца мерный стук.
И жду: вот-вот заплачет дождик.

 ХЕТАНИ

Здесь берег привольный и дикий.
На рыжей перине болот
Зелёные листья брусники,
Морошка созреет вот-вот.

На отмели дремлет моторка,
Мальчишки шалят у костра,
Хетани пластает проворно
Коротким ножом осетра.

Хетани, расшито мехами
И бисером платье твоё.
Хетани, Хетани, Хетани…
Мне нравится это шитьё.

Мне нравится, даже немножко,
Проворного лезвия блеск.
Ещё не созрела морошка,
Мальчишка, смотри, уже ест.

А губы твои розовеют
И кто-то к ним жадно прильнёт,
А я безнадёжно старею
И знаю, всему свой черёд.

И чайки рыдающей крики,
Дыхание сонной воды…
Здесь берег привольный и дикий,
Излучина Обской Губы.

 ТЫЯХА

(Оленья река)

Ох, у тебя и нервы!
Всхлюпнув несколько раз,
В берег с подмытым кедром,
И успокоилась.

Я твою гладь потрогал,
Здравствуй же, Тыяха.
Будь же не слишком строгой,
Вырваться дай стихам.

Тише, ещё раз тише.
Рифмы забудь, забудь.
Здравствуй, река, прими же
Гостя, дай отдохнуть.

Не опорочу словом,
Не всколыхну веслом.
Видишь, я прибыл снова,
Прибыл, чертям назло.

Сквозь буреломы, с хрустом,
В каждый изгиб крутой
И промывая русло,
Выпрямился строкой.

К морю бегущий росчерк,
Там глубина – без дна.
Дай-ка глотну разочек.
Как же ты холодна!

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Я не знаю, куда меня бросит судьба,
Позовёт ли, прикажет, поманит?
Только знаю, что это случится тогда,
Когда гром над столицею грянет.

Это значит, весна, это значит, вода
Пробудилась. Закончена спячка.
Собирай в рюкзаки поплавки, невода –
Это значит, – удача маячит.

И не важно, куда. Бурелом, комары,
Дикий берег, песчаная осыпь.
И ночные костры, и ночные пиры,
А на сердце прохладная осень.

Неужели уже остывает душа
От блудливой идейной щекотки?
Не по той ли причине Россия дошла
До Аляски (да-да), до Чукотки?!

И недавно идейный один полиглот
Всё доказывал русскость по вере…
Мне припомнились хмари надымских болот,
Я не верю заморской химере.

Благодарствую, пастыри наших умов,
Но предчувствие вряд ли обманет,
Мне почудятся лики далёких волхвов,
Когда гром над столицею грянет.

(опубликовано в 41 выпуске «Сияние Лиры», 2020 г.)

 

Показать еще статьи по теме
Еще статьи от Сияние Лиры
Еще в Авторы
Комментарии отключены

Смотрите также

Владимир Богданов «Песни русских берёз»

Вышла в свет новая книга Владимира Богданова «Песни русских берез» (избранное, с…